Камень-1. Часть 2. Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период. - Александр Бельский

сруба и то, что после сожжения «Отставной К. Барабанщика» и немедленного драпа всех из «Улар-реки» огнестрельная активность в этом углу города как-то утихла. «Барабан» был ключевой точкой мятежников, и без него смысл захвата ими «Улар-реки» падал почти до нуля. Иваныч каждый день правдами и неправдами проникал на стену форта, обращённую к его кормилице, посмотреть — цела ли? Но успокоился он только вернувшись домой. Конечно, успокоиться получалось не полностью, ремонт в самой гостинице был невелик, да ведь только стены это ещё не все. И траты предстояли нешуточные. Понятно, что деньги, а, следовательно, и постояльцы, невзирая на царивший внутри погром, ему нужны были как воздух и соль. Так что, услышав о цели их приезда, Иваныч, отставив, наконец, Маузер, которым размахивал, как дубиной, начал азартно торговаться с Рарри. Тот, не успев ещё даже толком оглядеться, встрял в препирательства с хозяином, считавшим, что все оплаченные дни у гномов уже закончились. В свою очередь старейшина долдонил, что, с момента их эвакуации в форт гостиница не работала, и эти дни в зачет не идут. Таким образом Рарри не заметил, что хитрый Иваныч его уже переиграл, и ненароком проскочил заявленную Полухину у Управы фазу «осмотреться, не разграбили ли гостиницу дотла». Факт того, что гномы остаются в «Улар-реке» уже словно бы считался решённым, чему поспособствовала возникшая из кухни монументальная усатая домоправительница. Меж тем гостинице досталось посильнее полухинского дома. Так, по крайней мере, показалось Дарри. «Улар-реку» он покинул ещё до мятежа, и увиденное сейчас сильно отличалось от воспоминаний. Ни одного целого окна, вся мебель, по крайней мере, на первом этаже, перевернута, изломана и расстреляна-растрощена. Вызывали изумление несколько стопок простыней, неизгвазданных и практически не пострадавших. Непонятно, почему их миновала общая судьба, может, они перебедовали погром в каком-то закутке, и лишь только сейчас были извлечены на свет божий хозяевами. Перевязанные шпагатиками с кокетливыми бантиками, они выглядели немым укором царящему вокруг них разгрому. А разгром, что и говорить, был знатный. Все припасы частично разграблены, частично растоптаны. Вещи и бельё из шкафов и кладовых громоздились изорванными и изжёванными кучами на полу, пересыпанные мукой, крупой, осколками битого стекла и посуды. Входная дверь выломана и отброшена, и даже полы местами с мясом разломаны выдергой или ломом-щипком. Ну, и дерьмо повсюду усиливало вид и смрад разрухи. Правда, сам Полухин задержался дома, как он сказал, на пятнадцать минут и сравнить масштабы бедствия тут и у себя не мог.

Камень выбрал местечко, где зловонных куч не было, и сгрузил на хрустнувшие осколки стекла и посуды вещмешки, которыми был навьючен. Он с любопытством посмотрел на перевернутый буфет в углу холла, ящики из него были выдраны с мясом, безжалостно, словно больной зуб подвыпившим ярмарочным зубодёром. Рядом и вокруг, довершая эту картину мебельного побоища, громоздились заваленные на бок столы… Дверцы у буфета были выломаны, а столы выглядели так, словно на них происходил всемирный чемпионат дятлов.

— И не лень же им было все тут перевернуть, — пробормотал он себе под нос. Тем не менее, пышноусый содержатель гостиницы, азартно размахивающий руками и вопящий, как раненный визгун-пустырник, услышал его, и, прервав свою торговлю со старейшиной, совершенно спокойным голосом сказал:

— Нет, это мы сами баррикады от обстрела устраивали. Тут знаешь, какая пальба была?

После чего, будто и не было этой спокойной реплики, перепалка продолжилась. Гимли, стоящий за Камнем, уже понял, что они остаются в гостинице, чем бы ни закончился торг об условиях между Иванычем и старейшиной Рарри. В машине он так и не успел растолковать мальцу, что и кому говорить можно, а что — нет, и это нужно было исправить как можно скорее. Поэтому, слегка толкнув его в спину, пробурчал:

— Нечего тут стоять штрековыми подпорками, старейшина сам договорится с хозяином. Пошли обживаться!

И они, стараясь не вляпаться в дерьмо, потащили свои и чужие неподъёмные для человека вещмешки по скрипящей под такой тяжестью лестнице наверх. Что-то бурчащий себе под нос Балин и молчаливый Бофур, чуть отстав, отправились за ними. Торир, сделав себе непонятливое лицо, остался внизу. На втором, гостевом, этаже разгрома было поменьше. Возможно, потому, что тут уже вовсю кипела уборка, так что уединённо поговорить им снова не выходило. Обе работницы, аборигенки из Марианского герцогства, уже почти закончили выметать битое стекло из номеров, обращенных на площадь. Одна, насколько это помнил Дарри, была горничной, а вторая и вовсе кухаркой. Но сейчас они, подоткнув подолы длинных юбок и засучив рукава, не чинясь, работали уборщицами. Стекла было много, и, стараясь не порезаться, марианки пересыпали осколки из сметенных в коридор куч в невесть откуда принесённые носилки с жестяным дном, одна каминным совком для углей, а вторая — лопатой. Навьюченым гномам протиснуться к своим старым комнатам было просто невозможно, и Гимли, не мудрствуя, завернул в первую же дверь с той стороны коридора, что была ближе к стене города, а не площади, благо, все двери были нараспашку. Этот номер почти не пострадал, или его уже успели убрать. Даже стёкла уцелели. Местами… На месте был и шкаф, и прикроватные тумбочки, а вот сами кровати присутствовали, точнее, присутствовала, в единственном числе. Вероятно, вторую утащили на импровизированную баррикаду в какую-нибудь из комнат напротив. В коридоре возобновилось скрежетание совка и дребезг ссыпаемых в гулкую жесть носилок стеклянных осколков. Гимли чертыхнулся — продолжать инструктаж Камня не было никакой возможности, пока уборка не закончится, а им ещё в форт нужно побыстрее, забрать машину неведомого ему Сашки и оставленное там имущество. Как всё… по-людски! Суетно и неудобно. Причем в форт-то мальца, конечно, лучше не тянуть, но и тут его без пригляда не оставишь. Ну, видно, ему и оставаться с малым, в форту-то его никто не знает, и могут быть лишние вопросы. Рассудив, что, чем раньше закончится уборка, тем быстрее можно будет поговорить без чужих ушей, он выглянул в коридор и сказал служанкам:

— Так, мы можем помочь навести в этом хлеву порядок. Расставим мебель по местам, а вы уж потом дометёте и домоете эти руины.

Гном, да ещё и не рядовой, добровольно, хотя и раздражённым голосом, вызывающийся помочь трактирной прислуге с уборкой? Служанки словно превратились в щелкунчиков для орехов — челюсти отвисли, зато все остальное тело будто одеревенело. Поняв, что опростоволосился, ур-барак взревел пароходной сиреной, пряча неловкость за громкостью:

— Отдохнуть нам надо! В баню надо! А вы же пока тут грохочете — ни пожрать не