Глубокий рейд. Голова. Книга 2 - Борис Вячеславович Конофальский

парень всё вытащил сам. И удов был совсем не плох для молодого рыбаря. Прапорщик, может, взял бы рыбы и побольше, но тут сравнивать нельзя, отец-то сколько лет провёл в болоте, и сила у него другая. Сыну пока до него далеко. Но всё равно порадовал Олег отца. Как завели моторы, а снасти были спрятаны в рюкзак, сын выпил много воды, сел на банку, перевёл дух и притих. Саблин смеётся про себя:

«Устал».

- Олег.

- Чего, бать?

- А как ты будешь завтра в школе-то? Руки будут трястись, ни писать, ни в кнопки попадать не сможешь.

- Да уж как-нибудь, - отвечает сын.

- Ты пока отдохни, нам час идти, - говорит Саблин, - но не забывай, тебе ещё лодку мыть, рыбу грузить, стекляшку в приёмку сдавать.

- Да, я помню.

- Ага, вот и помни, особливо в следующий раз не забывай, как снова будешь на рыбалку проситься, – Саблин опять усмехается: ну а как он думал? И тут же опять заговаривает с сыном: – И как ты думаешь делить улов?

- Делить? – сын, кажется, удивляется. Он об этом и не думал, что ли?

- Ну, если ватагой рыбу добывают или, к примеру артелью, то нужно знать, как делить улов. Вот в ватаге, там завсегда делит атаман, а в артели – так общество. То есть по уговору, как люди промеж себя договорятся.

- Не знаю, бать, – признается Олег. - А у нас с тобой ватага или артель?

- Хе-хе… - смеётся прапорщик. – Это как поглядеть.

- Ну, если ты атаман, так ты и дели, - предлагает сын.

- Атаманом у нас… - Саблин опять смеётся, – мамаша твоя.

Сын тоже смеётся:

- Ага, бать… Я иной раз думаю, что она тебя и во взводе твоём подменять сможет.

- Во взводе! – Аким тут не согласен с сыном. – Бери выше, ей упорства хватит что и сотней заправлять.

- Да… Она у нас настырная, - соглашается Олег. – А ещё как начнёт глаза таращить, так сразу хочется все её приказы выполнять. А уж как крикнет, - он машет рукой, - так даже свиньи жевать перестают. Уважают мамку…

Они, вспоминая глаза матери и жены, её окрики, смеются… И потом Аким продолжает:

- Ладно, значит, поделим так: карася – матери отвезём, на корм скотине. А стекляшку отнесём в приёмку, выдавим масло, то масло, что потратили на рыбалку, в моторы зальём, а всё, что останется… то деньги твои.

- Мои? – не верит Олег.

- Ну, ты же рыбачил, – говорит ему отец. – А я только глядел, курил да воду пил.

- Спасибо, бать, – наконец после паузы произносит сын.

Саблин же ничего ему не отвечает. Солнце уже катится на западе к горизонту, рогоз из бурого становится красным. В общем, хорошо порыбачили.

На пирсах они сгрузили рыбу в мешки, Саблин повёз её к приёмке и всю взятую стекляшку тут же отдал на масло. Получилось… ну, нормально. Он отобрал пару литров для заправки баков на лодке Савченко, а остальное взял деньгами. Тридцать три копейки. Ну, даже если не считать карася, нормальная деньга… В чайной посидеть хватит. И хорошо посидеть.

Пошёл к казакам под навес. Там можно покурить, сняв респиратор. Ну и, конечно, пошли разговоры:

- Ну, что взял. Аким?

- Карася немного, да стекляшки малость.

- А улитку?

- Да поставил пару верешей, да не проверял ещё. Устал что-то.

- А лодка у тебя теперь чья?

Конечно, все знают, что он на лодке Савченко ходит. И, конечно, это всех интересует.

- Да моя побита. Вот на его и пошёл.

Никто не спросил прапорщика: а кто же тебе дал лодку покойника? А почему из двух его лодок ты взял большую и прожорливую? Просто все знают, что Савченко с Саблиным старинные приятели. И как там у них всё промеж себя заведено насчёт имущества, люди могут только гадать. Хотя всем им очень этот вопрос интересен.

Наконец пришёл Олег.

- Бать, я лодку помыл.

И Саблин, попрощавшись с казаками, пошёл к своему квадроциклу. Идёт, сыну на плечо руку положил, а потом лезет в карман и достаёт оттуда деньги.

- Вот, твоя добыча, – вкладывает монеты в руку Олегу.

Уже стемнело, и сын не сразу смог их пересчитать, а пересчитав, и говорит отцу:

- Спасибо, бать…

- А чего мне-то спасибо…? Ты же сам добыл…

Глава 25

На стоянке перед зданием полка четыре машины, две из них штабные, а ещё и половины пятого нет. Штаб в это время должен быть закрыт, но не сегодня… В здании горят некоторые окна. Перед входом казаки в броне, курят. Похоже на день призыва. Только женщин с детьми нет. Значит, никого провожать не будут.

На хорошо освещённом плацу за зданием суета, пылища и чад выхлопных газов. Мехводы, техники, водители, десятки больших и малых грузовиков, бронетехника, мощные квадроциклы миномётных расчётов. В общем, смотр.

Саня, заехав за Акимом ещё за час до назначенного времени, пока тот садился к нему на квадроцикл, сообщил:

- Я сейчас, когда выезжал, Павла Головко видал… Он сосед мой. Ну, ты знаешь… Паша при броне был.

- При броне? – удивляется Саблин. С чего это казаку третьей сотни быть сейчас при броне? – Он, что, в нашу сотню переписался?

А зам ему и поясняет:

- Да нет… У третьей сотни тоже смотр. Полковник на их сотника злой, чего-то он там натворил в последнем призыве… Паша говорит, сотника снимать будут. Вот им смотр и устраивают.

Аким слышал недавно на совещании, что из-за недосмотра третья сотня утратила кучу дорогого имущества. Об этом подсотенный Уваров говорил на совещании… Это дело, конечно, неприятное, и офицеров третьей сотни можно только пожалеть… Но Аким сразу подумал, что теперь его взводу командование полком уделит поменьше внимания… И то хорошо. Может, и не будет цепляться к отсутствию на смотре взводного БТРа.

Открылось здание в этот день раньше, чем обычно, и громоздкие и темные фигуры в пыльниках, в тяжёлой броне, во всех коридорах, в курилке… Скрепя сервомоторами и приводами, казаки заполняют помещение, болтая на ходу, идут мимо курилки в актовый зал, так как маленький буфет на такую прорву народа был, конечно, не рассчитан. Казаки рассаживались повзводно вокруг своих офицеров, все с оружием, с тактическими ранцами, патронташами и разгрузками,