На золотом крыльце – 3 - Евгений Адгурович Капба

крыши сетевой кафешки рассматривал дом адмирала Рождественского и все больше уверялся, что Николай Николаевич жив и активен: форточка одного из окон была открыта, внутри поблескивал оптический прицел, и можно было разглядеть ствол винтовки солидного калибра. Воюет адмирал!

Нашарив в нагрудном кармане клочок бумаги и карандаш, я чирканул пару строчек, потом — сложил бумажку вчетверо и повертел головой.

— Дай, сделаю, — подал голос Авигдор. — Ты же записку ему хочешь отправить, да?

Я кивнул. Гном взял в руки бумагу, приложил к ней обломок деревяшки, на секунду прикрыл глаза — и послание оказалось оплетено свежими веточками. Удобно!

Мне ничего не стоило перевести записку через дорогу по воздуху и закинуть ее в форточку. Уже через секунду там показалось улыбающееся лицо Николая Николаевича. Он увидел нас на противоположной стороне проспекта и замахал рукой, приглашая перебегать дорогу.

— Я последний, прикрою, — сказал Тинголов.

Все прошло гладко. Адмирал разблокировал одно из окон и пустил нас в квартиру, а потом взял — и обнял меня.

— Михаил, я очень рад вас видеть. Я помню — вы оказали мне большую услугу, после которой я избавился от… Нервного заболевания? — он с сомнением посмотрел на меня. — Процедура, да? Вы организовали процедуру…

— Можно и так сказать, — я быстро глянул на своих друзей.

Мне было радостно и страшно одновременно: седьмое ноября у Рождественского не задалось и в этот раз, мистика какая-то! Но при этом — плевать ему было на свою фобию, вон он какой — в тактической охотничьей форме, бронежилете, с патронташами… Глаза горят, сам — собранный, резкий. Мощный старик!

— Николай Николаевич, рад видеть вас в добром здравии. Что тут происходит, как обстановка?

— Кхазады в церкви заперлись, отстреливаются. Люди частью успели на метро уехать, это самый безопасный маршрут эвакуации обычно, частью остались, собрались вокруг полицейских опорников и воюют. Уехали-то женщины и дети в основном, остались — мужики, понятно. Ордынских орков видал, в основном — снага, бегают тут с пластиковыми контейнерами, тушки потрошат. Хозяа-а-айственные! — с нотками презрения и восхищения одновременно рассказывал Рождественский. — А еще тут дракон летает. Видали дракона? Он над городом курсирует, вот таких вот, как та больша-а-а-ая черепаха, жарит. На нашей стороне он, похоже.

— Пепеляев-Горинович, — сказал Тинголов. — Больше некому.

— Горыныч? — удивился адмирал. — Из тех самых Змеев, что ли? Нет, я слышал, что где-то на берегах Днепра дракон завелся, но он вроде мирный был, с детками занимался, что-то такое… А этот — злющий, ящеров этих режет и жарит, жарит и режет…

— Это точно он. Мы по его учебнику учимся, — закивал эльф. — У него пунктик, чтоб детей не обижали.

А я с некоторым холодком вспоминал книгу ИвАнова и странный отрывок, который довелось прочесть. Там и Горыныч был, и Змеи, и дети, которые выросли в исполинов… Что-то много в моей жизни пророчеств становится, держаться бы от них подальше, да вот не получается!

— Ай-ой! — помахал рукой Ави. — Нам бы это… Наушники!

— Действительно! — спохватился я. — Николай Николаевич, мы тут хотим попытаться тварей из Васильевского острова вывести куда-нибудь, и шансы не нулевые, но нужно защитить органы слуха, и…

— Есть стрелковые наушники, четыре пары, — тут же посерьезнел Рождественский. — Одни, правда, японские…

— На надо японские! — запротестовал я.

Похоже, у меня за эти дни появились этнические предрассудки, с чего бы это? Вот так вот ксенофобами и становятся.

— Ну, есть еще скандинавские и две пары отечественных, — пожал плечами Николай Николаевич. — И вот еще: я никуда вас не выпущу, пока не покормлю! Бутерброды с оленьим суджуком будете? Очень вкусно! И чай, с морошковым сиропом. Мне сослуживцы из Надыма недавно привезли и того, и другого. И сиг! Сиг в масле, консервированный. Все никак повода открыть не было, а тут вот вам, пожалуйста. Вместе попробуем!

Я понятия не имел, что такое «суджук», но согласился. Бутерброды — это всегда кстати, особенно перед совершеннейшей авантюрой, которую мы намеревались провернуть!

Глава 18

Пришествие Орды

Дул порывистый ветер, облака на небе метались, как полоумные. Темные воды Невы покрыла крупная рябь. Мы встретились на Биржевом мосту, шли друг к другу навстречу, как будто находились внутри эпичного батального живописного полотна. Четверо их, трое — нас.

— О! — сказал большой синий тролль, улыбаясь. — А я тебя знаю! Ты — Миха! Так-то круто, что ты ещё не сдох. Мужики, это, однако, Миха, тот парень из Пеллы, я вам про него говорил.

Я тоже его знал. Это был тот самый ценный специалист по работе с духами, который выловил зловредного парикмахера в кампусе. Горного тролля звали Хурджин, и он работал ордынским шаманом или типа того. И умел классно танцевать!

— Здрасте, — сказал я как можно более дружелюбно, протянул руку, и тролль осторожно её пожал. — Это — Авигдор Беземюллер, это — Руари Тинголов, мои друзья. Мы тут разведку проводим и эту… Рекогносцировку местности. В интересах сил самообороны Васильевского острова и отдельного отряда спортивных болельщиков, который на «Цесаревич-Арене» базируется. А вы — Орда?

— Ага! Орда, однако! — закивал тролль. — Знакомьтесь скорее, тут дует так-то!

Трое уруков выглядели весьма колоритно, и в каждом из них имелась своя изюминка, это точно. Ордынские урук-хай сильно отличались от ребят из Гренадерского Корпуса, с которыми я имел дело. Не было в них той явной воинской свирепости, гораздо больше — лихости и элемента вольности. Они представились по очереди:

— Лурц Жёлтая Майка, — протянул руку молодой жилистый орк с выбритыми висками и длинной толстой черной косой на затылке. Его рожа вся была покрыта шрамами, а в глазах плясали бесенята. Из-под кожаной косухи и вправду выглядывала кислотного цвета майка-борцовка.

— Бахар Двухголовый! — этот орк казался по цвету кожи гораздо чернее, чем наши русские уруки, и волосы у него были заплетены в дрэды. — В народе — Швабр.

— Бабай, — сказал самый человечный урук из всех, что я видел.

Нет, комплекцией этот мужчина не уступал Бахару, литые бицепсы и мощные грудные мышцы распирали черную футболку с ордынским символом — Белой Дланью, орочьи бельмища горели адским огнем. Но в целом — мимика, жесты, черты лица — все это казалось гораздо менее чуждым, чем у любого другого знакомого