Фантастика 2025-152 - Екатерина Александровна Боброва

он не просто беглец, а авангард наступления. Нет больше необходимости в безумстве. Так что по прибытии они займутся подготовкой к приходу основных сил и разведкой. Войска, естественно, поведет Фильярг. Ларс скорее всего тоже не усидит на месте. Лиестр займется артефактами, ну а Альгара оставят дома. Наследник же… На Харте, как обычно, дворец и подданные.

— Когда буду согласовывать действия, тогда и передам, — подтвердил он. Щелкнул, открывая, родовой браслет. Отсоединил тонкую верхнюю часть и опустился на колено. — Прости, что без подарков, цветов и сладостей. Без разрешения твоего отца и согласия деда. Но хочу спросить именно сейчас, ты примешь мое сердце и мой огонь? Позволишь разделить с тобой судьбу? Станешь моей единственной? Ты выйдешь за меня, Цветтара?

Девушка стояла, прикусив губу. В синих глазах взрыв эмоций от радости до отчаяния и боли.

— Ты готов быть рядом с той, которая может потерять все: семью, страну, титул?

Арвэл понимающе улыбнулся. За него опять боялись.

— Титул у меня свой. Буду счастлив разделить его с тобой. И дворец тоже полагается. Правда, в Пятом тэорате он поменьше будет, чем императорский, зато там чудный пляж и парк.

— Пляж, — мечтательно вздохнула принцесса, — только ради него я готова согласиться, — улыбнулась она. Протянула руку и на тонком запястье защелкнулся браслет. Покрылся дымкой, подстраиваясь под новую хозяйку.

— Так странно, — Цветтара удивленно разглядывала новое украшение, — я чувствую огонь, но моя стихия не против его присутствия.

— Это защита, — подтвердил Арвэл, — не снимай его, пожалуйста. И еще. Давно приготовил, все ждал момента. Знаю, в империи принято дарить на помолвку кольцо, — и он достал из кармана украшение. Яркой искрой сверкнул на солнце крупный кристаллит.

— Ручная работа, очень сложный артефакт, — с восторгом перечисляла Цветтара, любуясь подарком. — И камень такой чистый. Из вашего нового месторождения?

Арвэл кивнул, со счастливой улыбкой следя за ее восторгом. За всеми делами он и подзабыл насколько юна. Его принцесса. Его любовь. Его счастье.

— Люблю тебя! — он провел рукой по ее волосам, очертил овал лица.

— И я тебя! — выдохнула она, прижимаясь к его груди.

— Ну что там? — нетерпеливо сунул голову через плечо один из безмолвных и Паллар торопливо убрал заклинание линзы.

— Все хорошо, — заверил он команду, — Пятый жив, здоров, но сегодня нам ждать его на борт не стоит. У него, эм, дела.

— Знаем мы эти дела, — фыркнул Съерр, — с черными волосами и синими глазами. Ладно, пусть милуются, пока есть время.

И мужчины, помрачнев, переглянулись. Почти у каждого на берегу осталась та, с кем пришлось попрощаться. Но асмасцы не бегают от драки. Никогда. Да и как тут упустить шанс показать мокрицам, что такое настоящий бой огневика.

— Ну мы-то не будем прохлаждаться. Съерр, строй парней, — и Паллар создал очередную за сегодняшний день иллюзию мертвяка. На этот раз здоровенную жирную бабу с отвратительной улыбкой на беззубом рте.

Парни ответили дружным стоном, но к бабе присоединились еще пятеро мужиков, которые, засучив рукава, дружно вскинули топоры и двинулись на огневиков, так что парням разом стало не до нытья.

Подвиг откладывался. На Большом Совете Алю пришлось выслушать много всего от предложения подождать, пока пришлые сожрут империю, а после, испепелив мертвяков, забрать территорию себе до «пусть сдохнут слизняки плесневелые». Проговорили, хотя верно будет сказать, проорали почти до заката. В итоге большинством голосов Асмас вступил в войну.

Фильярг, ругаясь на потерянное время, отправился контролировать посадку войск. Харт остался вести запись добровольцев и общаться с представителями родов, Шестого же отец попросил сопровождать его к тапунам.

Аль любил бывать в их деревнях. От украшенных цветами, ракушками и перьями домиков веяло детством и праздником. Здесь всегда слышался смех, раздавались песни, бегали под ногами сумасшедшие домашние птицы, ползали по деревьям ручные ящерицы. А еще тапуны всегда улыбались гостям, желали светлых мыслей и доброго пути.

Здесь не было мощеных камнями дорог, на улицах паслись животные, никто никуда не спешил. Детвора играла перед домами, сверкая голыми телами. Женщины и мужчины трудились на плантациях и в огородах, ловили рыбу. Они жили своим миром, исключение составляли лишь те, кто отправлялся на служение во дворцы.

Главный шаман был похож на сморщенный на солнце фрукт: низкий, худой, с лысой, покрытой затейливыми татуировками головой. Впалую грудь покрывали ожерелья из ракушек и перьев. На запястьях висели массивные браслеты из плохо обработанных камней. Каждый — Аль прислушался к своим ощущениям — являлся сильным артефактом. Из одежды — плетеная юбка. Но самым запоминающимся был взгляд… Пронизывающий, цепкий и с такой глубиной, словно не раз заглядывал за горизонт

— Ваше величество, духи предупредили, что вам понадобится сегодня их мудрое слово.

Шаман не стал кланяться, только улыбнулся словно старому другу и отец улыбнулся в ответ, даже не вспомнив про этикет.

— Мой сын, — представил Шестого отец. И Алю достался внимательный, изучающий взгляд, от которого внезапно стало холодно и зашевелилась совесть, напомнив, что ожидающийся с нетерпением подвиг вряд ли одобрят.

— Хороший огонь, — похвалил шаман, — сильный, великодушный, самонадеянный, правда, но это пройдет. Идемте, — поторопил он их, бросив взгляд на клонящееся к горизонту солнце, — настает благоприятный час.

По узкой тропинке они поднялись над вжавшейся в скалы деревней. Аль бросил взгляд вниз, на серебристую голубизну моря, на зеленый, скатывающийся к пляжу склон, на соломенные крыши домиков. Вдалеке толпились силуэты кораблей. Харт оказался прав, император отправил эскадру, чтобы перебросить войска.

Мир оставался миром: прекрасным, ярким, красочным, невероятным и не верилось, что где-то гибнут люди… Природа была зла в своем равнодушии или, наоборот, слишком мудра, чтобы реагировать на возню людишек.

— Альгар, — окликнул его Рельгар, и Шестой оторвал взгляд от морских просторов. В три быстрых шага догнал отца, ожидавшего у входа в пещеру.

Они пришли сюда втроем, даже безмолвные остались у начала тропы, и Аль ощутил гордость от причастности. Пусть сам он не верил в духов предков, но к чужой вере относился с уважением, да и любопытно было побывать на ритуале.

Аль нагнулся — вход был низким и узким — шагнул в полумрак пещеры. После яркого солнца тьма ослепила, но потом глаза привыкли, и он стал различать заворачивающий направо проход. Запахи сильной волной ударили в лицо, заставив задохнуться. Пахло дымом, сухой травой, какими-то