Рассвет Души Повелителя. Книги I-XII - Оливер Ло

Все замолкли, глядя на Джина. Его грудь едва поднималась и опускалась, как будто он был уже не здесь, а где-то в далёких мирах, сражаясь с тем, что никто другой не мог увидеть.

Над его головой ползала Чешуйка, маленькое существо, природа которого была для многих загадкой. Её хвост сверкал серебристо-голубым светом, а глаза светились тревогой.

— Если папа умрёт, я сожру весь мир! — Чешуйка шипела, её голос был полон угрозы. Она кружила вокруг, её движения были беспокойными, как у зверя, загнанного в угол.

Шиниари мягко коснулась её головы, и на мгновение змейка замерла, как будто почувствовала её успокаивающее влияние.

— Мы не можем ничего сделать, — тихо сказала глава «Лазурного Потока». — Это его битва, и он должен пройти её сам.

* * *

Я открыл глаза и тут же почувствовал под собой мягкую траву. Тёплый ветерок ласково коснулся моего лица, а над головой раскинулось чистое, безоблачное небо. Солнце светило ярко, но не слепило. Я медленно поднялся на ноги и осмотрелся. Просторное зелёное поле простиралось до самого горизонта, и я не мог не заметить знакомые очертания — это была моя родная деревня. Деревня, где я провёл своё совсем раннее детство до того, как вместе с отцом мы отправились в путешествие.

Тишина этого места была обволакивающей. Всё вокруг дышало спокойствием. Я чувствовал, как моё тело расслабляется, как будто все тревоги, что тяготили меня в прошлом, испарились. Здесь не было войны, не было сект, не было врагов, стремящихся отнять мою жизнь.

Я сделал несколько шагов вперёд, и передо мной, словно по мановению руки, возникла фигура. Отец. Он выглядел молодым, сильным, таким, каким я его помнил в детстве. Его чёрные волосы были собраны в хвост, а глаза светились добротой и теплом.

— Джин, время обеда. Пойдём домой, — сказал он, улыбаясь мне.

Я почувствовал что-то странное, какое-то сопротивление внутри себя. Но стоило мне на секунду задуматься, как это чувство исчезло, оставив лишь тёплую волну спокойствия. Я последовал за отцом, и мы вошли в наш дом.

У порога нас встретила женщина. Сложно подобрать слова, чтобы рассказать, насколько прекрасной она была. Женщина улыбалась, от нее исходило нечто родное, тёплое. Странно. Я помнил, что мы с отцом всегда были вдвоем, ведь матушка умерла при родах, но… Почему я вообще думал об этом? Разве это важно? То, что происходило сейчас — и было настоящим.

В доме было тепло и уютно. В очаге горел огонь, кастрюли на печи тихо булькали, наполняя воздух ароматом свежеприготовленной еды. Я сел за стол, а мать поставила передо мной тарелку, полную горячей похлёбки.

— Ты много работаешь, сынок, — сказала она с мягкой улыбкой. — Тебе нужно больше отдыхать.

— Опять задержался в поле, солнечный удар, видимо, поймал. Когда я пришел, он на траве лежал, — по-доброму улыбнулся отец, потрепав меня по волосам.

Я кивнул, чувствуя странное облегчение. Всё было так просто, так понятно. Мне не нужно было думать о Возвышении, о сражениях и сектах. Я был просто обычным парнем, который помогал своему отцу на охоте, занимался земледелием и вкусно обедал.

Так прошли недели. Я жил в этой деревне, в этом идеальном мире. Вставал рано утром, уходил с отцом на охоту, а вечером возвращался домой, где меня ждала мать с ужином. Всё было так, как должно было быть. Я никогда не становился практиком. Никогда не изучал техник. Так и должно было быть. Я родился смертным, и Небо никогда не сулило мне путь практика.

Но с каждым днём я начинал ощущать нечто странное. Вдали, на горизонте, всегда висела тёмная грозовая туча. Она не двигалась, не менялась, всегда оставалась на одном и том же месте, как предвестник чего-то опасного. Каждый раз, когда я смотрел на неё, что-то внутри меня начинало шевелиться. Неосознанное беспокойство, которое я не мог объяснить.

Иногда я ловил себя на мысли, что что-то не так. Воспоминания о другом мире, о сражениях, о друзьях и врагах мелькали в моём сознании.

Я вспоминал Кассандру, Мэй, Маркуса, Сиэрра, Фина. Я помнил Шиниари, её спокойную и властную фигуру. Но всякий раз, когда я пытался сосредоточиться на этих воспоминаниях, они ускользали, словно тени. И вместо них возвращались другие воспоминания, где я всегда был просто Джином, сыном охотника Рейвена.

С каждым днём это чувство усиливалось. Я пытался не думать об этом, пытался наслаждаться простой жизнью, но тёмная туча на горизонте становилась всё более навязчивой. Она всегда была там, словно напоминание о том, что этот мир — не больше, чем иллюзия.

Однажды, когда мы с отцом вернулись с охоты, он неожиданно заговорил:

— Ты когда-нибудь задумывался, сын, что все твои мечты о возвышении — всего лишь иллюзия? — его голос был спокоен, но в нём звучала странная уверенность. — Тебе ведь всегда было лучше здесь, в деревне, среди тех, кто тебя любит. Ты не создан для жестокого мира практиков. Ты знаешь лишь то, как прокормить себя и свою семью, используя дары леса.

Его слова пронзили меня, как острие лезвия. Они звучали так правдиво, так убедительно. Я чувствовал, как моя воля начала колебаться. Может быть, он был прав? Может быть, всё это — сражения, возвышение, изучение техник — всего лишь иллюзия? Может, мне действительно лучше остаться здесь, в этом спокойствии, где меня любят.

Я смотрел на отца, его лицо было таким родным, таким настоящим. Я чувствовал себя ребёнком, который хочет вернуться в безопасную гавань родительской любви.

Но что-то внутри меня всё ещё сопротивлялось. Словно тень, которая не давала мне забыть о том, что было раньше. Я вспомнил Кассандру, её тревожный взгляд. Вспомнил Мэй и её тёплую улыбку. Вспомнил Маркуса, его решительность. Вспомнил Сиэрра, его борьбу за справедливость. Эти образы мелькали в моём сознании, как тени, которые я не мог игнорировать.

— Ты не создан для этого мира, — повторил отец, его голос был мягким, но в нём звучала неумолимая сила. — Останься здесь. Здесь твоё место.

Я смотрел на него, и моё сердце колебалось.

С каждым годом мне становилось тяжелее. Я не мог понять, что происходит, но моё тело, некогда сильное и выносливое, начало сдавать позиции. Сначала это были мелкие признаки — лёгкая усталость после охоты, небольшие затруднения при поднятии тяжестей. Я списывал это на возраст, на то, что, возможно, я просто устал от ежедневной