Полудержавный властелин - Николай Zampolit Соболев

— Откуда бежишь, отче? — двинув коня поближе, обратился я к христараднику.

Народ загомонил, поскидал шапки, заулыбался.

— Со Владимира в волынской земле, княже, от неустроений и гнева божьего.

Ощущение странности не пропадало, а наоборот, усилилось.

— А что ж так далеко, в Москву? В Смоленске, чай, тоже спокойно?

— Повелением владыки… — стрельнул глазами в сторону попик.

— И кто ныне владыка во Владимире Волынском?

— Так… — секундная пауза поставила все на места, — …преосвященный Дамиан.

— Даниил, — на автомате поправил я и вдруг понял, что с попиком не так.

Говор! У него обычный московский говор, ни разу не похожий на вчерашние речи Григория и Варлаама! Да и пославшего владыку по имени не знать — это что-то особенного.

— А ну-ка, — обратился я к рындам, — сведите божьего человека на митрополичий двор, пусть там разберутся.

И Басенок с Пешком, под недовольное ворчание толпы, поставили попика меж своих коней и скрылись втроем в пасти Фроловских ворот.

Но разобраться никто и ни в чем не успел — Иона скоропостижно отошел в мир иной. Почувствовал себя плохо, прилег и тихо преставился. Даже духовную грамоту не успел написать, а ведь ему всего лет пятьдесят было, Никула и то пятью годами старше.

И началась у нас очередная круговерть с похоронами по высшему разряду! Хорошо хоть некоторые епископы уже приехали, собора дожидаться, на них и свалили организацию. Два дня длиннющих служб, у меня аж в глазах рябило от ряс, епитрахилей, саккосов, панагий, крестов и архиерейских шапок. Я прямо чувствовал, как время утекает сквозь пальцы, столько его на все церемонии в Успенском соборе ушло.

Но, грешен, подумал, что нет худа без добра — у меня появился шанс исполнить давнюю задумку и продвинуть в митрополиты Никулу.

И мы с удвоенной силой взялись за подготовку, за бюрократию и лоббирование. Так сказать, великокняжеская партия на соборе изначально была самой сильной, аж пять епископов, но в оппозиции стояло трое, во главе с новгородцем Евфимием, иерархом авторитетным, богатым и уважаемым, и в таких раскладах очень важно было поработать с «неопределившимися».

Первым мы взяли в оборот епископа Пермского, как только он приехал. Герасим мгновенно просек, что нам от него что-то надо и выкатил непременное условие:

— Епархия сложна и многих трудов и разъездов требует, а сведущих в управлении клириков, почитай, что и нету.

А у нас, блин, вся митрополия сложна и многотрудна!

— Мало таковых, разве что из постригшихся бояр, — задумчиво протянул Никула.

— А князь постриженный сгодится? — осенило меня.

Оба архиерея уставились на меня, но потом одновременно просветлели лицами. Инок Меркурий, бывший князь Можайский — и ему послабление, из кельи Белозерского монастыря в управляющие епархией, и Герасиму помощь, и мне братца подальше от Москвы законопатить.

— Но с условием: там чехи медную руду ищут, чтобы им всякую помощь в первую очередь подавали.

Герасим сдвинул брови:

— Чехи те еретики без малого!

— Это. Мои. Чехи. — отчеканил я. — Государству пушки нужны, а церкви колокола. Пусть сперва медь найдут, да выплавку наладят, а с тем, как они веруют, потом разберемся.

Съезд церковный открыли грандиозной литургией в Архангельском соборе, куда набился весь московский бомонд — шутка ли, служат десяток епископов разом! Кое-кто из бояр помельче внутри не поместился и торчал на паперти, запруженной народом, как и вся площадь.

Ну и началось. Прежде, чем я сумел добиться нормального ведения, с регламентом и обсуждением вопросов по порядку, вылез Илия Тверской и началась свара о ставленных пошлинах — брать, не брать, если брать, то сколько?

И лет этой сваре несколько сотен. Вселенские соборы прямо запретили брать плату за поставление, поскольку это симония, но сложившаяся еще с Византии традиция подразумевала «взносы на содержание клира» и так далее — идею с «бесплатной» раздачей свечей, но при обязательном «пожертвовании» церковь XXI века не на пустом месте придумала. Еще в Киевской Руси постановили брать не более семи гривен, а нарушивших исторгать из сана.

Но уж больно хороший повод обвинять пастырей в том, что они «по мзде ставлены», чем широко пользовалась, например, недавняя ересь стригольников. И собор, кстати, с подачи Евфимия Новгородского, склонялся к запрету любых поборов и пошлин.

— Церковь бедна, — бубнили немногие противники.

— А вы, святые отцы, гляньте на Троицу, на Угрешский монастырь, что на либерецких песках стекло дует. Не ругу выпрашивают, не сидят, а промыслы заводят многие и тем благосостояние укрепляют.

На том и порешили. Более того, те монастыри, при которых заведены школы, прямо обязали заниматься промыслами, подсунув в качестве образца переработанную «Хартию» цистерианцев.

Пока судили-рядили, в сенях, выполнявших у нас роль кулуаров, несколько раз поговорил с игуменом Мартинианом и очень он мне пришелся — дельный, образованный, принципиальный, надо будет его поближе к Москве перетащить, как Никулу изберем, а то в Белозерье не наездишься.

Там же на меня насел Евфимий, до которого дошли слухи об учреждении Псковской епархии. У меня и без собора дел хватает, так вместо того, чтобы ими заниматься, я был вынужден выслушивать поучения новгородского архиепископа. Он мне, похоже, половину святого писания пересказал, убеждая отказаться. Я же мычал и не говорил ни да, ни нет.

Ну он нам и устроил — с первого заходу Никулу избрать не удалось, четверо епископов высказались против.

— Старым обычаем, к патриарху в Царьград послать! — пристукнул посохом Евфимий.

— Одумайся, авва, патриарх в заблуждении униатском пребывает! Поставит нам второго Исидора, что делать будем, опять сводить и расстригать?

Ефрем Ростовский предложил не горячиться, а обождать и подумать, кого можно послать в Царьград. Я уж было решил что он переметнулся, но Ефрем перемолвился с Никулой и предложил затянуть собор и порешать пока другие вопросы — аппаратные методы тоже не в XX веке родились.

Да и подустали все от прений, и предложение всей честной братией отправиться на поклон Троице приняли с воодушевлением. А уж какое шоу получила Москва, когда провожать преосвященных вышло, наверное, полгорода! Тут от одного епископа благословение получить — целое событие, так некоторые москвичи умудрились подойти под крестящие длани аж трем, а то и четырем архиереям!

В дороге малость развеялись, потом соборно помолились у мощей Сергия Радонежского и там же хиротонисали Григория в епископы Холмские, Варлаама в Пинские и Пафнутия Боровского в Саровские.

Потом, размякшие от Троицких красот, рассмотрели и утвердили Судебник, а также Уездную уставную грамоту. Они уже действовали во