Сага о Тимофееве (сборник) - Евгений Филенко

Выгнувшись не хуже балерины, он со всей силы лягнул налетевшую пакость в морду. Промахнись он – и лежать бы ему в обнимку с Тимофеевым на дне колодца на радость обитателям Кощеевой Мороки…

Но Фомин не промахнулся.

Получив оплеуху, птеродактиль растерялся, бестолково захлопал крыльями и влепился-таки клювом в камни. Это вышибло из его убогих мозгов последние остатки соображения, и он в беспамятстве ссыпался вниз.

– Тимофеич, – сказал Фомин, переводя дух, – давай-ка поднажмем, покуда он не очухался.

Они поднажали. Да так, что им позавидовали бы большие мастера альпинизма.

Подбитый птеродактиль сидел над ретромотивом и злобно шипел, дергая шеей, будто рассерженный гусак.

– Кыш отсюда! – прикрикнул на него Тимофеев, снова ощутив себя царем природы.

Для убедительности он показал доисторической твари кулак. Птеродактиль не нашелся, что возразить, и обиженно отковылял прочь. На земле он опасался связываться с людьми, а летать ему пока что нездоровилось.

Подхватив чемодан и машину времени, друзья поспешили на свет.

Все свободное пространство колодца занимали огромные, прекрасно освещенные изнутри кубы из прозрачного материала, нечто вроде просторных террариумов со всеми удобствами. В каждом кубе находился свой обитатель. У непрошенных посетителей этого небывалого зоопарка разбежались глаза. Будь на их месте палеонтолог, он здесь же, не сходя с места, спятил бы от счастья. Кто бы ни скрывался под именем Кощея, ему удалось собрать грандиозную коллекцию вымерших животных. В экспонаты угодили ящеры всех калибров и мастей.

В одном из кубов сидел тарбозавр, точная копия сторожа Калинова моста. В другом нахохлился птеранодон. В третьем, свернув калачиком лоснящийся хвост, пригорюнился молодой диплодок. В четвертом – неизвестное науке существо, похожее на бегемота, с роскошными драконьими зубами. В пятом…

И все они были мертвы.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Тимофеев.

Фомин пожал плечами.

– Одно могу сказать, – буркнул он. – Все это мне не нравится.

– Почему?! Да это же сокровище! Доставить бы его к нам, какая получилась бы сенсация! Фотоаппарат бы сюда…

– Натрепала твоя Карога, – сумрачно сказал Фомин и полез за папиросой. – Нет здесь никакой девы. Кощей, может быть, и есть. А Вики нет.

– Кто же тогда оставил Кароге пароль? – осведомился Тимофеев.

– Да тот же Кощей! В сказках Баба-Яга и он всегда заодно…

– А почему наш ретромотив финишировал именно в шестьсот двадцать четвертом году?

– Бензин в нем кончился, вот почему!

– Нет там никакого бензина! Там совершенно иной принцип!

– Возможно. Хотя мне все эти принципы ни к чему. Я прибыл сюда выручать Вику. А мне зачем-то подсунули этих дурацких уродов. Стоило из-за них рисковать жизнью. Да еще на голодный желудок… Поехали домой, Тимофеич. Хватит на сегодня приключений.

– Николай! – взмолился Тимофеев. – Ну давай посмотрим все экспонаты. Когда еще представится возможность увидеть воочию настоящих динозавров?

– Не хочу я на них смотреть, – сказал пасмурный Фомин. – Не их я думал увидеть… А ты посмотри, пока я докурю.

И он погрузился в тяжкие раздумья. Тимофееву очень хотелось утешить его, но он еще не придумал, как именно. К тому же ему не терпелось полюбоваться на фантастическую коллекцию динозавров.

Фомин, понурившись, курил. Изредка до него долетали восторженные возгласы Тимофеева. «Не судьба, – думал Фомин. – И странно было бы на что-то надеяться. Все шло, как в сказке: Баба-Яга, Чудо-Юдо, Кощеева хоромина. И мы забыли, что никакая это не сказка, а суровая реальность седьмого века. Не бывает никаких чудес… Пора бы это понять, не салага уже. И что-то надо с собой делать. Расклеился, разнюнился, смотреть тошно…»

Он поднял голову и увидел, что Тимофеев возвращается.

– Что так быстро? – спросил Фомин.

– Понимаешь, Коля… – у Тимофеева задрожал голос. – Там, в ящике…

22. Кто там, в ящике

Посреди аккуратно вырезанного с травой и поникшими цветами прямоугольника дерна, под неживым голубоватым освещением, в белом домотканом сарафане, лежала девушка из тридцатого столетия по имени Вика. Казалось, она спала, подложив кулачок под щеку и поджав ноги. Облако золотых волос привольно струилось вокруг лица. Но солнце не горело больше в этом облаке.

Фомин опустился на колени, прижался лицом к прозрачной стене куба.

– Вот я и нашел тебя, – сказал он.

Тимофеев стоял поодаль, и ему было больно. Сказка кончилась. Что бы ни говорили сказочники, но сказка всегда кончается там, где начинается смерть.

«Я не хочу умирать, – думал Тимофеев. – И я не умру. И Света не умрет. Мы должны жить вечно. Несправедливо, что люди теряют друг друга из-за такой подлой штуки, как смерть. Нет, мы не умрем ни за что!»

Николай Фомин поднялся с колен.

– Где этот выродок Кощей? – спросил он. – Я хочу посмотреть на него.

– Я здесь, – услышали они голос, в котором человеческого было не больше, нежели в любом из гранитных валунов, лежавших в основании Кощеевой хоромины.

23. Зачем все это Кощею

Не могло быть никаких сомнений, что это и был самый подлинный Кощей, хозяин каменного склепа и Кощеевой Мороки, хотя он мало походил на воинствующих дистрофиков из киносказок. Обычного роста, нормального телосложения, средних лет человек стоял в нескольких шагах от добрых молодцев, оценивающе разглядывая их белесыми стеклянистыми глазами. «Как у того ящера», – подумал Тимофеев. На Кощее был строгий черный костюм, застегнутый на «молнию» под самое горло. Лицо его не выражало ровным счетом ничего, но сразу показалось Тимофееву неприятным. Наверное, оттого, что у Кощея не было ни единого волоска на голове, даже бровей. Да и с чего бы Тимофееву питать какую-то симпатию к этому убийце?

– Я чувствую, вы хотите напасть на меня, юноша, – проскрежетал Кощей, метнув ледяной взгляд в сторону Фомина. – Воздержитесь. Именно мое благополучие гарантирует ту стабильность, в которой пребывает мой маленький мирок. Хотя меня и прозвали Кощеем, я не бессмертен. Моя жизнь не хранится на кончике иглы в хрустальном яйце за тридевять земель. Она – здесь, при мне. Но если вы хотя бы пальцем меня тронете, начнется ад. И вы погибнете.

Фомин молчал.

– И наплевать, – горячо сказал Тимофеев. – Главное – сгинете вы вместе со своей Морокой.

– Допустим, я сгину. И моя обитель покоя, которую вы вслед за недоумками из седьмого века назвали Кощеевой Морокой, дестабилизируется. Но останется остров и останется Калинов мост. И по нему в ваш светлый, зеленый, солнечный, наивный мир устремится Зло. Такое Зло. какого еще тут не было. О каком вы и понятия не имеете! И тогда вся ваша земля станет одной большой Кощеевой Морокой.