Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

– Я остаюсь, – угрюмо отвечает Пегий.

Крики внизу все ближе.

– Да ладно! – говорю. – Знаменитый псих Пегий боится высоты?

– Я остаюсь, – повторяет он. – За меня не беспокойтесь, я спрячусь здесь.

С этими словами он разворачивается и уходит. Надо сказать, у него талант к скрытности – только он был здесь, и вот его уже нет.

– Хорошо, пусть остаётся. Я спускаюсь, вы за мной.

И не дожидаясь новых возражений, выбираюсь в окно. Держась одной рукой за подоконник, дёргаю верёвку – крюк держит. Смотрю вниз – до узенького уступа метра три. Но до земли ещё тридцать. Придется спрыгивать на ближайшие ёлки. Рискованно: лететь далековато, можно и промахнуться. Уцепимся, оцарапаемся, но вариантов больше нет. При должном везении достигнем земли, а там и до Чоша с лошадьми рукой подать.

Только бы не сорваться и не переломать кости.

Спускаюсь. Я не занималась скалолазанием, но в теории знаю, как это делается. Главное, долго не думать.

Минута и я становлюсь на твердую почву. Места маловато – сантиметров пятьдесят в самой широкой части, но стоять можно.

– Данте! – кричу я. – Ну что ты там? Лезь давай!

– Иду! – слышу его надломленный голос. Боится.

– Не бойся, я тут, подхвачу тебя!

– Да…

Видно, с каким трудом ему даются эти метры. Тем не менее он справляется, прижимается к стене, дрожит.

– Всё хорошо, – подбадриваю его. – Ты молодец. Остаётся только Коля.

– Кто?

– Ну Коля. Баколай.

Баколай, наконец-то, выбирается. Вижу, у него нервы крепче. Ему оставалось всего ничего, как из окна высовывается чья-то злодейская рожа с короткими усами.

– Ага! – вырывается из глотки мужика радостный вопль. – Попались, голубчики! Ну вот вам и конец!

И мужик выстреливает.

– Нет! – только и успеваем мы крикнуть, провожая взглядом сорвавшегося Баколая. Удивительно, но даже на пороге смерти он сохраняет непроницаемое выражение лица.

– Сейчас и этих пристрелим, – радуется, шевеля усами, мужик и оборачиваясь, кричит своим: – эй, там! Пару пистолетов мне и поживее! Сейчас птичек подстрелим.

Дантеро охватывает ужас. Он вжимается в стену всем телом, трясется, приговаривая:

– Нет, нет, нет… только не это, нет…

Я беру его за руку, сжимаю.

– Данте, любимый! Решайся. Я с тобой. Ну, вместе! Данте! Посмотри на меня! Посмотри на меня! Я здесь, с тобой. Я тебя не брошу.

Выстрел. Мимо. Ещё выстрел – пуля рыхлит почву у мысков сапог.

– Нет, нет…

– Данте! Посмотри на меня! Пожалуйста!

– Ещё пистолеты! – орет усатый. – Ну быстрее, олухи! Сейчас, мои милые, сейчас… Ну-ка, братцы, поддержите меня! Вылезу подальше, прицелюсь, чтобы прихлопнуть ворюг наверняка!

– Нет… нет…

– Данте!

Красавчик, наконец, отрывается от бездны, глядит на меня. В глазах дикий страх.

– Не бойся! – говорю ему. – Держи мою руку. Ну давай, на счёт три. Раз, два, три!..

– Нет!!!

Сдергиваю его с уступа, прыгаем. Затылком ощущаю ветерок от просвистевшей пули. Вовремя.

Опять летим. Ну, ну!

Есть! Что есть силы хвастаемся за колючие ветви ели, цепляемся, машем руками, но удержаться не можем. Тем не менее цель достигнута: мы среди деревьев и это главное. Падаем, проламывая ветки, наши бедные тела пересчитывают их наверное, все, какие только есть. Сверху раздаются выстрелы. Но это уже выстрелы от отчаяния, в пустоту.

Бумк! Ох ты ж ё-моё… Как же больно-то…

Но тут уже всё, земля. Ветви задержали нас, мягкий подлесок уберег. И снова нам везёт. Только вот это последнее приключение сказывается на Дантеро не лучшим образом. Он начинает натурально ржать как конь. Аж до слез. Очень быстро соображаю, что это последствия сильнейшего стресса. Со всего размаху всаживаю ему пощечину и он разом затихает.

– За что? – спрашивает он, потирая щеку.

– Чтоб в себя пришел. Не истери. Лучше скажи, ничего не сломал?

Дантеро ощупывает себя. А руки-то трясутся!

– Вроде нет.

– Вот и хорошо. Двигаем далее.

До сих пор не представляю, как мы уцелели и как у нас ещё хватило сил бежать дальше. Скорее из-за адреналина. У меня-то точно он зашкаливает.

Пробежав пару метров видим беднягу Баколая. Изувечило его знатно. Но оплакивать погибшего товарища нет времени, надо уносить ноги.

– Ты помнишь, куда бежать?

– Кажется, да.

– Тогда показывай! Уносим ноги, пока бароновы молодцы не догадались сюда явиться!

Несёмся. Мелькают деревья, хлещет по лицу листва. Дорога. Оглядываемся – пусто.

– Здесь?

– Вроде.

– Что дальше?

– Надо подать знак.

– Какой?

– Что-то мы заранее этот момент не обговорили…

– Ну и придурки! – сержусь я, и сунув два пальца в рот, выдаю папин командирский свист.

Дантеро не выдерживает, видно, пережитое окончательно доканывает его нервную систему:

– Ты невыносима, Лео! Мы же вместе обсуждали это! Почему не предложила подать сигнал? И вообще…

– Да не ори ты! – обрываю его. – Почему да почему. Всё у вас бабы виноваты.

– Я этого не говорил, вот не надо!

– А чего тогда скулишь?

– Я… а, да ну тебя! – И он отворачивается.

Ну надо же, распсиховался! Обиделся. Я ему, можно сказать, жизнь спасла, а он отворачивается! Да катись ты, воздыхатель херов, куда подальше, думаю я.

– Ну и заткнись! – огрызаюсь и снова свищу.

Наконец, раздается ржание коней и из-за кустов вылезает Чош.

– Долго тебя ждать? Ты чего там, заснул?

– Не ругайся, Лео, – говорит, затягивая ремень, Чош. – Отошёл по нужде.

– Нашел время! Седлаем коней и смываемся!

– А Пегий с Баколаем где?

– Пегий остался в замке, сказал, что спрячется. Баколай… Баколай, к сожалению, погиб.

– Вот же черт! Как так-то?

– Подстрелили, когда спускался. Упал, разбился.

– Я слышал выстрелы. Гады! Натурально, гады!

– Ничего не поделаешь. Предприятие предполагало риск, мы все это понимали. Но мы там шороху навели! И, я бы сказала, основательно так. Уверена, наш визит они запомнят надолго.

– Но камень-то свистнули?

– А то! А еще… Кажется, барон того. Крякнул.

– Что значит «крякнул»?

– Отправился к праотцам.

– Серьезно? Да что вы там такое устроили?

– Бедлам. Никогда рассказывать. Тикаем!

Едем с полчаса по ухабистым проселочным дорогам, по еле заметным тропкам. Оказываемся в заброшенной деревеньке где-то у черта