Ван Ван из Чайны 3 - Павел Смолин

— Нет! Конечно нет! — испуганно ответил Канг Лао. — Я пользовался им только чтобы слушать музыку и переписываться с мамой! Фотографировать и записывать тебя запрещено инструкциями!

— Как и позволять себя обворовывать! — отвесил ему подзатыльник Фэй Го. — И какого хрена именно сейчас⁈

— Мне все равно полчасика в номере посидеть надо, — воспользовался я возможностью.

Это же прекрасно — на какое-то время меня оставят в покое, а значит я могу на всякий случай избавиться от «левого» телефона!

— Идем, — повел нас к лифтам старший телохранитель. — Вспоминай все свои передвижения за сегодняшний день, — велел Канг Лао.

— Да! — подпрыгнул тот от энтузиазма.

— А тут в коридорах даже камер нет, — с неискренним огорчением цокнул языком тренер Ло.

И это правда — здесь как будто всем плевать на безопасность.

Меня препроводили в мой скромный «люкс», и тренер Ло очень удачно решил понаблюдать за телохранителями — полагаю, чисто от скуки. Когда дверь за соратниками закрылась, я быстро добежал до кровати, залез под нее, достал телефон и выставил на таймер еще два «привета из будущего» — всё, что успел вспомнить и записать за это время. Пока хватит, а потом придется поискать другой смартфон — от этого лучше избавиться, потому что «шухер» поднять Фэй Го может избыточный, в виде повального обыска гостиницы.

Закончив, я достал из телефона сим-карту, потом тщательно протер то и другое влажными антибактериальными салфетками, чертыхнулся, разрезал «симку» ножницами на десяток частей, каждую протер заново, завернул всё в те же салфетки и аккуратно выглянул в коридор. Никого! Три шага по коридору, и вот я у двери соседнего, пустующего «люкса». Открытого «люкса» — это что вообще за уровень безопасности такой?

Компоновка номера предполагает наличие камина — к нему, не забыв прикрыть за собой дверь, я и ломанулся. Дрова — есть, жидкость для розжига тоже есть, имеется и зажигалка: все как в моем номере, хвала стандартизации! Разворошив уложенные поленья, я сунул между них сверток, старательно полил все жидкостью для розжига и щелкнул зажигалкой. Дело сделано, пора возвращаться домой!

На дрожащих ногах, тяжело дыша от избытка адреналина — тот еще из меня шпион! — я вернулся к себе и весь потный рухнул на диван в «гостиной». Трясет, ноги не держат, а мне позарез нужно успокоиться до выхода на корт. Может вообще не стоило всем этим заниматься? Сейчас смахнут странный «спам» в специальную папочку, и получится, что я зря вот этим вот занимаюсь.

Глава 27

Холодно.

— Ван! Ван! Ван!

Тяжело.

— Ван! Ван! Ван!

Что это за шум? Почему все эти люди кричат мое имя? Я же просто бью по мячику, разве это достойно хоть чьего-то внимания? А сколько времени «бью»-то? Не помню. А счет какой? Не помню. Соперник? О, его я не только помню, но и воспринимаю четче, чем весь остальной окружающий мир вместе взятый. Роджер Федерер в этот раз для разнообразия решил физически держаться лучше меня — он старше, но здоров, а я — болею.

Тело слушалось неохотно, словно из последних сил, грозя БОЛЬШИМИ проблемами в будущем, но я был беспощаден: всегда презирал спортсменов, которые выходят играть больными или с травмами, и потом оправдывают этим свое поражение. Я так не хочу! Решил участвовать — будь добр выкладываться на полную, а если проиграл, то веди себя достойно, а не обесценивай победу соперника рассказами о том, как тебе было трудно.

Голова плыла, и удерживать внимание на мячике становилось сложнее с каждой секундой.

— … — проплыли мимо моих ушей слова судьи-на вышке в ответ на пропущенный мною мяч.

Счет объявляет, но какая мне разница? Мне бы до конца игры дожить, причем — с победой. Раскочегаренный температурой, «шпионской акцией» и высокоскоростной игрой на пределе сил мозг словно махнул на меня рукой, взявшись за решение проблемы такого неосторожного хозяина сам, правильно поняв, что кратчайший путь к отдыху — победа над Федерером.

Пока соперник готовился подавать, окружающий мир словно подернулся серой дымкой, а перед ним, соткавшись из струек тумана, возникла картина бури над родной Сычуанью. Черные небеса низвергали на наше чесночное поле водопады воды, сильный ветер трепал полы не способного помочь дождевика, окружающий мир время от времени освещался яркими вспышками молний.

Впереди, упорно выдергивая сапоги из жирной грязи, бредет Ван Дэи — тогда, много лет назад, я был ростом ему по пояс, и от этого спина отца кажется огромной и надежной.

Нога «меня-маленького» особо плотно увязла в грязи, и, потеряв равновесие, я шлепнулся носом в поле. Стало страшно — вдруг папа не заметит, что я упал, и я останусь лежать здесь, в грязи, пока не утону в луже?

«Папа!» — шепнул «я-настоящий» одними губами вслед за напуганным «собой-маленьким».

Сильная рука схватила меня за плечо и мощным рывком поставила на ноги — сапог остался в плену у грязи. В лицо вонзился луч отцовского налобного фонарика, из-за которого Ван Дэи превратился в большой, черный силуэт. Блеснула молния, мириадами искорок отразившись в капюшоне отцовского дождевика, и, как только стих пришедший за молнией гром, Ван Дэи хлопнул меня по плечу, нарочито-бодро перекрикивая шум ливня:

— В такие ночи, как сейчас, поле кажется бесконечным!

И в этом отец был прав — «мне-маленькому» именно так и казалось.

— Но это не так, сын! Запомни — бесконечных полей не бывает, главное — не оглядываться назад! Снимай второй сапог — в такие ночи они только мешают!

Я снял второй сапог, отец к моему удивлению сковырнул с ног свои, выковырял из грязи застрявший мой, и обе пары мощно швырнул куда-то в сторону невидимого сейчас забора.

— Давай, осталось всего несколько метров! — смахнул капли с капюшона моего дождевика.

Увлекшись просмотром «флешбека», я машинально отбивал мячик, подсознанием и рефлексами отмечая, что розыгрыш склоняется к моей победе.

«Я-маленький» тем временем усталыми ручонками срывал чесночные соцветия. Босая нога смачно чавкнула грязью, и я снова упал. В этот раз Ван Дэи не стал меня поднимать:

— Ты можешь падать сколько угодно, сын, но не забывай вставать — пока ты лежишь, работа только копится!

А Ван Дэи всегда был таким крутым мужиком? О, «мне-настоящему» мячик несут, значит мы играем в «больше-меньше». Разве папа не прав в том, что пока