Ничего святого – 2 - Дмитрий Дегтярев

Выходит, они все же по его душу. Собственно, а разве стоило ожидать иного. Наверное, нет. Он и не ожидал. Все же, ассасины, контролирующие Туран, не городская стража провинциального городка. Иными словами, умеют выполнять свою работу по обеспечению безопасности государства. Иначе, уже давно бы пали под натиском Халифата. Вот и визит двух агентов не прошел мимо. Если спецстража приняли еще на подходе, то Пабло удалось подобраться к самой сердцевине. И все равно, итого похоже будет один и тот же. Правда, повод для оптимизма еще остается. К примеру, он до сих пор не лежит на грязном полу с приставленным к затылку автоматом. О чем данный факт свидетельствует? О простом. Они не знают шпиона в лицо. Его Пабло, они не знают в лицо. Что ж, он обязан воспользоваться этим шансом.

– Каждый из присутствующих знает, как именно мы относимся к предателям. Как пророк Мухаммад, мир ему и благословение, относился. Как Царица Небес, Фатима относится, мир ей. И неважно, предали вы религию, государство, или просто родных. Предательство, есть и остается предательством. – голос ассасина звучал тихо. Очень тихо. Практически на грани слышимости. Однако, Пабло не сомневался: его слова достигли ушей каждого посетителя таверны. – Как я уже сказал, здесь среди вас есть предатель. Знаю, ты меня слышишь, выкидыш шайтана. – теперь голос зазвучал чуть громче. В нем отчетливо послышалась кипящая внутри ассасина ярость, наложенная на презрение и отвращение. – У тебя есть один-единственный шанс на снисхождение: прямо сейчас подняться с места, завести руки за голову и встать на колени. Суд учтет добровольную сдачу при вынесении приговора и твоя смерть не будет столь мучительной… Ты меня слышишь, порождение сатаны? У тебя одна минута. – ассасин поднял руку и демонстративно постучал пальцем по циферблату наручных часов. – Минута, слышишь? Не секундой больше. Время пошло.

В зале воцарилась напряженная тишина. Казалось, даже воздух застыл в неподвижности, боясь своим дуновением инициировать изменения.

– Ты должен еще понимать следующее, – тихий голос ассасина прозвучал как-то слишком громко, заставив вздрогнуть сидящего за крайним перед барной стойкой столиком мужчину. Пабло отметил данную деталь, и не сомневался: ассасин сделал тоже самое. Если человек сильно нервничает, значит есть причина. А, если есть причина, то… – семья предателя лишится гражданства Турана, а с ним и всех полагающихся привилегий. В том числе, свободы. Это касается всех: отца, матери, братьев, сестер, жены, детей… Мы уже здесь, а значит твоя игра завершилась. Хочешь, чтобы за твое преступление страдали родные? Хочешь, чтобы твои сестры, или жена стали наложницами в гареме богатого купца? А, мы это устроим. Я лично устрою. Обещаю. У тебя только один шанс помочь своим близким, добровольно сдаться. Если же откажешься, каждый из твоих близких возненавидит тот день, когда появился на свет…

Тяжелый взгляд ассасина в черном плаще прошел медленный полукруг по залу и остановился на инквизиторе. Холодный оценивающий взгляд со стальным блеском – он был Пабло прекрасно знаком. Каждый день инквизитор встречался с ним, глядя в зеркало. Взгляд знающего свое дело профессионала. И, вместо того, чтобы пройти мимо, он остановился на нем, всматриваясь более внимательно и вдумчиво.

Нехорошо.

Очень нехорошо.

Профессионал узнает профессионала, как бы тот не скрывался. И если зрительная дуэль затянется, ассасин сделает определенные выводы.

Совсем ненужные выводы…

Нужно действовать.

И, срочно.

Пабло уже открыл рот, собираясь выразить протест столь пристальному изучению, когда сбоку послышалась какая-то возня. Ассасин медленно повернул голову. Пабло вслед за ним.

Тот самый мужчина за крайним столиком поднялся на ноги. По его лицу бежали огромные капли пота, руки тряслись, а губы дрожали в безуспешной попытке сказать слово.

– Так… – и без того практически неподвижное лицо ассасина превратилось в мраморное изваяние. – А вот и наш предатель…

– П-прош-шу… – мужчина вытянул вперед руки в умоляющем жесте. – Н-не… н-не… н-не трогайте м-мою семью… Он-ни з-з-здесь не п-прич-чем…

Ассасин ничего не ответил. Лишь презрительно скривил губы, сплюнул на пол и махнул своим бойцам. Двое ассасинов в серых плащах подскочили к мужчине. Один из них выверенным ударом приклада сбил шпиона с ног. Второй мгновенно нацепил на заведенные за спину руки, наручники.

Глава же отряда не оборачиваясь направился к выходу из таверны постоялого двора, перепуганного едва ли не до смерти Пируза Галибафа.

На инквизитора он больше не взглянул. И Пабло такой расклад устраивал.

Полностью устраивал.

Где-то на территории Священной Католической Империи.

Точное местонахождение – секретно.

Время – секретно.

– Сказал безумец в сердце своем… Вы скажете: «нет Бога». Я отвечу: «нет»! – Иезекииль обвел собравшихся сектантов тяжелым взглядом, стараясь подавить каждого из них своим авторитетом. Вернее, не так. Не своим, конечно же. Откуда ему взяться. Скорее, авторитетом самой кафедры. Тот превышал все разумные пределы. Даже Папа Римский и его «непогрешимость», могли спокойно отдыхать в сторонке. Себастьян за годы промывки мозгов адептам «Возрождения Царства» сумел привить им трепет перед каждым, кто выступал с трибуны. Теперь, любой говорящий с кафедры, приравнивался едва ли не к посланцу от самого Господа Бога. Хотя… Нет, все гораздо хуже. Иезекииль был уверен: спустись сейчас сюда Иисус, и заяви Он, что стоящий за кафедрой инквизитор лжец, адепты секты за пару секунд вынесли бы приговор. И не ему, Иезекиилю, а Христу. И вряд ли данный приговор сильно отличался бы от того, что вынес Ему Пилат две тысячи лет назад. Если только в худшую сторону. Такая вот катастрофа… Настолько больные люди. Было ли Иезекиилю их жалко? Ни разу. Они сами выбрали свой путь. Их никто не заставлял. Выйди за пределы секты, и у тебя есть возможность сделать иной выбор. Они его не делают. Страх? Вера? Трепет? Да плевать. Ничто не может служить достойным оправданием. Сейчас же, их дни сочтены. Да какие там дни, часы. Еще до завершения всей операции, в Риме узнают точные координаты данного убежища. После того, как гнойник будет вычищен, возьмутся за всех тех, кто помогал, или даже сочувствовал сектантам. А потому… Сейчас, ради просто собственного веселия, можно пользоваться по-настоящему божественным авторитетом кафедры и слепотой присутствующих. Можно нести откровенный бред, но восприниматься тот будет, как истина последней инстанции. Иезекииль мрачно улыбнулся. Что ж, почему бы и нет. Можно сильно повысить градус проповеди. – Я скажу вам «нет!». И еще раз: «нет!». – инквизитор, добавляя веса своим словам ударил кулаком по трибуне. – Те, кто отрицают существование Бога вне всякого сомнения безумны. Однако, настоящие безумцы те, кто знает Творца, знает кто Он, какой Он, но ослепленные гордостью своего сердца, имеют наглость предъявлять Богу претензии. Имеют наглость указывать суверенному Владыке, как Ему поступать, и где справедливость, а где, по их мнению, несправедливость. Вот они, настоящие безумцы! – Иезекииль во второй раз ударил кулаком по трибуне с удовольствием отмечая, как несколько человек на первых рядах вздрогнули. Молодая девушка так и вовсе схватилась за сердце. – «Кто есть человек, что Ты смотришь на него?» вопрошает муж по сердцу Божьему, Давид. «А ты человек, что ты споришь с Богом?», задается вопросом апостол Павел. И я, Игнатий Столтенберг присоединяюсь к ним: кто ты? Слышишь? – Иезекииль подался вперед, жадно вглядываясь в испуганные, взмокшие от пота лица. Сектанты трепещут? Ну и хорошо. – Ответь мне! Кто ты? Кто ты, что имеешь наглость ограничивать Бога своими жалкими никчемными рамками? Считаешь свою систему ценностей более правильной, чем Божью? Тогда ты правда безумец! Твое место в преисподней, которая только и ждет, когда Бог обрушит на тебя Свою ярость. Человек – пыль под ногами. Хотя и данное положение является неоправданно высоким. Кто-то мне возразит: а как же венец творения? – Иезекииль тихо