Первый Артефактор семьи Шторм - Юрий Окунев

— Ты выглядишь подозрительно спокойным, Сергей, — вдруг раздался голос.

— Проснулся, Кефариан? Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Но всё равно хреново. Тело разваливается. — Он затих, делая мягкие движения лапками, словно устраиваясь в своей коробке. При этом он выглядел очень смущённым. — Сергей, помнишь, я говорил тебе, что ваш артефакт может сломаться и устроить локальный трындец?

Внутри похолодело.

— Это случилось?

Лис замахал лапами, усевшись, как человек, на попу.

— Пока нет. Потому что они не нашли артефакт.

У меня отлегло на душе. Чёрт! Значит ещё есть шанс! Нужно собраться и всё-таки найти его. Тогда я смогу убить сразу трёх зайцев одним выстрелом. Даже четырёх: утереть нос тем, кто пытался взять меня под контроль!

— Но… — протянул Кефир. — Они сорвали одну из печатей. Она была установлена на могиле твоего прадеда. И если раньше у нас была ещё почти неделя, то теперь осталось три дня. Если мы не найдём его до вечера воскресенья, то этому миру придёт конец. Предвестники уже пошли.

Глаза Кефариана на мгновение стали красными, а потом снова золотыми, по крайней мере мне так показалось. Но меня больше волновало другое:

— Как точно ты понимаешь время?

— Считай, что у меня таймер перед глазами и циферки щёлкают каждую секунду, — устало сказал он. — Отвлекает жутко, но практично. Видимо это особенность этого мира — здесь всегда любили технологии.

— Понял, значит завтра с утра приступаем к активным поискам. Ты уверен, что в Мавзолее ничего нет?

— Иначе бы срыв печати не прошёл так легко. Скорее всего бы рвануло сразу. — От его слов у меня на голове зашевелились волосы.

— Легко отделались, получается? — нарочито бодрым голосом сказал я.

— От этого так легко не отделаешься, — хмуро ответил лис.

Остаток ночи я провёл за работой, поспав лишь перед самым рассветом. Нужно было сделать несколько приготовлений для того, чтобы забрать тёмный артефакт из подвала Зарудной, а затем перейти к поискам и проведать несколько мест. Подорожников и его официальные и неофициальные связи могли сильно помочь.

На утро, когда я спустился вниз на завтрак, Андрей смотрел на мир с ещё большей хмуростью, чем раньше, зато к Антону вернулась его привычная полуулыбка.

— Доброе утро. Что с настроением? — спросил я, заваривая себе чай. Кефир уже крутился рядом, пытаясь хотя бы понюхать чайный пакетик.

Сухов рыкнул, после чего вышел с кухни. Мы перестали ходить есть в столовую на завтрак.

— Что это с ним? — деланно удивился я.

— Мы пока остаёмся с тобой. Приказано усилить наблюдение. — Вот сейчас он походил на самого себя: добродушная улыбка и цепкий взгляд.

— Отлично! Значит сегодня будем усиленно искать, — довольно сказал я.

Черкасов приподнял бровь.

— С чего такой энтузиазм? Решил всех провести вокруг пальца?

— Просто понял, что у меня ещё есть шанс доказать свою профпригодность. А обставить профи — это всегда отличная реклама свои услуг. — Я даже позволил себе хихикнуть.

— Не зазнавайся, — одёрнул меня Кефир. — Иначе он тебе сейчас же голову открутит и спросит, где ты прячешь нужное. Причём именно в таком порядке.

— Ты просто злишься, что я порезал твою коробку, — сказал я ему, накладывая в тарелку яичницу. — Ну, прости, это идеальный материал для моей задачи.

Лис нахмурился, а затем резкий движением попытался нырнуть ко мне в чашку, но лишь стукнулся лбом о столешницу: я успел убрать чашку прямо у него из-под носа.

После завтрака я отправил Максима по отдельному заданию, а остальные собрались в сторону Зарудной. Я взял рюкзак, приготовленные за ночь артефакты, попросил Кефира не слишком болтать и махнул рукой Сухову.

— Может в этот раз ты сходишь с нами?

— Тебе Антона мало? — вяло спросил Сухов.

— Не мне, — усмехнулся я, чем заставил Антона слегка покраснеть.

Кефир уселся прямо передо мной и сказал:

— Ты просил помолчать, но, увы, не могу: кажется интерес у них взаимный.

Я понял это и без лиса. Если уж суровый оперативник не может сдержать эмоции. Странные всё-таки существа — люди.

Поэтому я промолчал.

В итоге мы все вчетвером, считая лиса, собрались и выдвинулись к воротам. Пока я буду заниматься артефактом в подвале, Андрей присмотрит за хозяйкой и Антоном. Надеюсь, она не втянет и его в свои игры.

Однако наш поход закончился гораздо быстрее, чем я планировал. Стоило нам пересечь ворота, как раздался голос:

— Серхио, pendejo[1]! Где тебя носит?

Голос ударил резко, как меч по незащищённой голове. Тело, разворачиваясь, автоматически сгруппировалось, готовое к бою. Ноги заняли фехтовальную стойку.

— О, Серхио, не так всё плохо, погляжу. Не забыл, как стоять перед мастером!

Перед нами стоял тощий мужчина среднего возраста с чуть смуглой кожей, кучерявыми волосами и пронзительным, почти убийственным взглядом. Сухов и Черкасов автоматически вышли вперёд, прикрывая меня своими телами.

— Ты настолько обиделся на последнем уроке, что нанял охрану? А кто так долго умолял Анхельма стать своим наставником? — Мужчина по имени Анхельм сделал витиеватое движение рукой, будто вызывая Дар, но ничего не произошло.

Я прищурился, проверяя его на Дар, которого, к слову, не оказалось. Зато теперь я заметил тонкую длинную сумку, переброшенную через плечо.

— Анхельм Дестреза! — вдруг вырвалось из меня.

Широкая улыбка заискрила на его лице.

— Для тебя маэстро, ученик.

Я отодвинул охранников в сторону и подошёл к мужчине.

— Салют! — поприветствовал я его типичной фразой, которую используют перед поединком.

— И тебе, ниньо. Ты какого cabron пропускаешь занятия? Думаешь, у меня больше нет дел, чтобы стоять под забором чужого поместья? Понимаю, что твои родители не поддерживали твоё увлечение, но так поддаваться им — это не по-мужски.

Я посмотрел ему прямо в глаза, и вдруг он вздрогнул.

— De puta madre, что у вас произошло?

— Muerte, — сказал я по-испански. У нас произошла смерть.

Анхельм широко перекрестился и пробормотал краткую молитву Деве Марии. Судя по всему, в этом мире испанцы оставались более набожными, чем в моём.

— Понятно, ученик. Ты был в трауре, понимаю. — Тут его глаза стали злыми. — Но мог бы предупредить учителя, чтобы я лишний раз не таскался!

— Были обстоятельства, которые не позволили. Прошу меня простить,