Седьмой царевич - Иван Шаман

Четвёртое. У некоторого числа отобранных, примерно одна третья или пятая, при прикосновении к скрижали проявляется один из тех символов, что в ней записан. Скорее всего, это индивидуальная предрасположенность. Можно ли выбирать из этих символов или каждый получает своё, тоже неясно.

Пятое. Я новый символ не получил. Не получил ведь? Чёрт его знает. Заставил вспомнить известные, в памяти легко всплыли всё те же рука-лицо. Пипец… отставить! Уныние — грех! Всё же символ мешка я рассмотрел во всех подробностях. Дальше?

Шестое. Использующих символы достаточно. Как минимум при императоре их точно больше десяти. А значит, их можно освоить и применять. И я даже видел как. Трижды, только не счёл это важным. Подумал, что это просто привычка или случайность.

Генри вырезал символ лица скальпелем. Женщина в зале вывела свой знак ручкой. Анжела дёргала ладонью с расставленными пальцами. Я это почти пропустил тогда, больше на Антона смотрел, но она точно не просто так рукой водила. И у всех движения были резкие, рубленные. Никаких кружочков, будто кто-то не слишком умелый выдавливал картинки палочкой в глине. Или высекал с помощью долота в камне.

И что мы имеем? Символ нужно начертить. Короткими рублеными движениями. Так? Тогда чего ждать? Буду тренироваться.

Вариант с лицом я сразу отмёл. Во-первых, в камере не было зеркала. Во-вторых, я вообще ни разу не художник, даже если бы видел себя, менять лицо, не умея работать даже с глиной, так себе затея. Возможно, стоит записаться на какие-нибудь курсы скульпторов, но это явно после выхода из камеры. Так что оставался только один вариант.

Выставив ладонь перед собой и сжав второй рукой запястье, как держала сектантка, я постарался представить себе символ. Это вышло будто само собой, но вот дальше возникли сложности. Сколько бы я ни водил рукой, ничего не получалось. Наконец, плюнув, я решительно взял этот плевок пальцем и начал выводить на бетоне рисунок.

Что могу сказать, учитывая, насколько он был прост — ничего сложного. Пока ты делаешь это именно пальцем, а не всей рукой. Да что там может быть сложного? Всего девять линий. Квадрат-ладонь и пять лучей в разные стороны — пальцы. Но судя по всему, важны были не только общие очертания, но и соотношения. Иначе я не понимаю, в чём проблема. Может, ещё должна быть строгая очерёдность?

— Рубрика э-эксперименты… — проговорил я, прикидывая с чего начать. Пробовал и так, и эдак, и в результате понял, что как ни рисуй, а начинать надо с квадрата. Иначе выходит криво. И проще всего рисовать его сверху вниз. А если не рисовать, а выбивать в камне? Хмм…

Благо времени у меня было вагон и маленькая тележка. Так что я раз за разом пробовал всё, пока вдруг нарисованный на стене и в воображении квадрат не вспыхнул. Ну как вспыхнул, едва заметно засветился. Оп-па!

— Сверху-вниз-направо, потом вверх… — бормотал я для лучшего запоминания. Да, чуть больше, чуть меньше линии, и всё, уже не работает. Значит, они должны быть со строгим соотношением. Вот тебе и причина, почему сектантка меня не била этой техникой подряд, тут нужна аккуратность и многократная отработка, до автоматизма.

Беда была с пальцами. Во-первых — направление линий. Во-вторых — порядок начертания. Подряд? Вперемешку? Какой первый и откуда? Вариантов была масса. Если как ребёнок рисовать — легче всего набросать один палец за другим, ёлочкой, вверх-вниз, а если пытаться сделать слитным движением?

К счастью, мне улыбалась удача, да и создатель, если у скрижали он был. Стоило идеально попасть с линией, и она загоралась. И всего-то надо по памяти вывести соотношение размеров, а потом угадать со всем вышеперечисленным. Пока, чертыхаясь, пробовал один вариант за другим, понял, что это именно язык, алфавит. Но кто бы его ни оставил, символы не писали, в привычном понимании слова, а вырубали или высекали.

Словно лезвием ножа или меча.

Средний вверх, от центра. Безымянный — вниз и от него вверх мизинец. Галочкой от большого и указательный вверх…

Ударная волна, отразившаяся от бетонной стены, швырнула меня на пол. Раскидала постельное бельё, и приложила меня спиной о кровать, но я не чувствовал боли. Только восторг узнавания.

— Есть! — рассмеявшись, выкрикнул я и тут же, повернувшись в сторону решётки, сделал всё ещё раз и… и ничего не получилось. Ошибся с длиной мизинца, и в результате вся конструкция погасла. Ничего, раз вышло однажды, значит, получится ещё раз!

С третьей попытки ударная волна прошла сквозь решётку, сердито звякнув металлической дверью. Только у меня это занимало существенно больше времени, чем у Анжелы. Почему? Ну ясно — наработанность, тренировки и всё такое… Других причин и не нужно. Хотя. Не проще ли так же писать ручкой, почему она это делала с растопыренными пальцами? Вот же… чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона.

Я смотрел всё это время не туда. Пытался построить рисунок, а ведь у меня всегда трафарет с собой. Пятерня моя. Понятно, что у каждого свой размер пальцев и ладони, но так, по крайней мере, легче ориентироваться, если взять перспективу…

— Нет, всё равно неудобно, надо пробовать упрощать, — вслух проговорил я, когда очередная волна ушла по коридору.

— Внимание, отойдите к стене, положите руки на затылок. — крикнули через динамик. Оп-па, а раньше таких предупреждений не было. — Лицом к стене, смотреть в пол!

Ага, и камеры у них, значит, есть… скрытые камеры в камерах. А я не заметил, обидно. Но не страшно. Если они видели, как я применял Толчок, эффекта неожиданности не будет. Жаль. Хотя я вроде бежать отсюда и не собирался, мне встреча нужна.

— Карлсон! — раздался раздражённо-удивлённый голос из коридора. — Старший рядовой Черноморской высшей военной академии. Специального дворянского факультета. Скажи мне, откуда деньги на счетах?

— Заработал, — ответил я, поворачиваясь к Императору. — Столько дней не виделись, а это всё, что тебя интересует, отец?

— Нет. Ещё меня интересует, у кого ты их заработал и почему купился на такую дешёвку, так дёшево продать семью. Ты низок.

— Вообще-то, я семью не продавал, это твой распорядитель предложил мне от неё отказаться. Чего я не сделал, — ответил я, глядя в холеное лицо, на котором словно приклеенная держалась вежливо презрительная улыбка. — К слову, ничего, что тут камеры, а я с тобой