Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Шломо Юдковски

понять, может ли он в принципе проиграть — и сразу же Министерство начало отряжать меньше авроров, чтобы противостоять мне! Я прочёл «Маленькую красную книжицу» Мао, я обучил своих Пожирателей Смерти партизанской тактике — и ради чего?! Ради чего?! Я воевал со всей магической Британией и в каждом столкновении у меня оказывался численный перевес! От отчаяния я приказал своим Пожирателям Смерти последовательно убивать всех некомпетентных руководителей Департамента Магического Правопорядка. Несмотря на судьбу своих предшественников, одна канцелярская крыса за другой вызывалась занять высокий пост и радостно потирала руки, предвкушая повышение. Каждый из них надеялся, что он-то сможет договориться с Лордом Волдемортом. Мы их убивали семь месяцев, и ни один Пожиратель Смерти так и не поинтересовался, а зачем мы это делаем. И даже после этого, когда директором стал Бартемиус Крауч, а главой авроров — Амелия Боунс, заметного улучшения не произошло. Я бы достиг больших успехов, даже сражаясь в одиночку! Помощь Дамблдора постоянно упиралась в его моральные нормы, а помощь Крауча — в его уважение к закону.

Профессор Квиррелл усилил огонь под котлом.

— И со временем, — произнёс Гарри, превозмогая боль в сердце, — вы решили, что играть роль Волдеморта гораздо забавней.

— Из всех ролей, которые я когда-либо играл, эта меня раздражала меньше всего. Если Лорд Волдеморт говорил, что нужно что-то сделать, люди ему просто подчинялись и не спорили! Мне не надо было подавлять своё желание использовать Круцио на идиотах — это было частью роли. Если кто-то портил мне игру, я просто говорил Авадакедавра — не важно, было ли это мудро со стратегической точки зрения, — и он меня больше не беспокоил.

Профессор Квиррелл небрежно порезал маленького червя на кусочки.

— Но истинное прозрение для меня наступило в тот день, когда Дэвид Монро пришёл просить въездную визу для одного азиатского инструктора по тактике боя, а министерский чиновник, самодовольно улыбаясь, ему отказал. Я поинтересовался у этого чиновника, понимает ли он, что я пытаюсь спасти его собственную жизнь, но он лишь снова улыбнулся. В ярости я отбросил маски и осторожность. Я воспользовался легилименцией, я погрузил пальцы в выгребную яму его тупости и вырвал из его разума истину. Я не понимал и очень хотел понять! С помощью легилименции я заставил крошечный мозг этого чиновника прожить альтернативные варианты этого разговора, я хотел увидеть, что он подумает, если на моём месте окажутся Люциус Малфой, Лорд Волдеморт или Дамблдор.

Руки профессора Квиррелла замедлились, когда он начал аккуратно снимать тонкую стружку с куска свечного воска.

— В тот день я осознал одну человеческую особенность. Она нетривиальна, поэтому я и не понимал её раньше. Впрочем, я попытаюсь тебе её описать. Теперь я понимаю, почему Дамблдор не правит миром, пусть он и председатель Международной Конфедерации. Люди открыто отзываются о Дамблдоре дурно, гордо критикуют его, иногда даже в лицо. Но повторить то же самое Люциусу Малфою они не посмеют. Ты сам действовал неуважительно по отношению к Дамблдору. Ты понимаешь, почему ты так себя вёл?

— Я… не уверен, — ответил Гарри. Сразу напрашивалась гипотеза, что дело в остаточных нейронных связях, доставшихся от Тома Риддла.

— Волки, собаки, даже куры сражаются друг с другом за доминирующие позиции. Из разума того чиновника я наконец понял, что он чувствовал превосходство Люциуса Малфоя, чувствовал превосходство Волдеморта, но не чувствовал превосходства Дэвида Монро или Альбуса Дамблдора. Когда мы приняли сторону добра и присягнули на верность свету, в нас перестали видеть угрозу. В Британии каждый ощущает превосходство Люциуса Малфоя. Ибо, если кто-то в открытую выступит против Люциуса, то Люциус может заставить его выплатить старый долг, или натравить на его магазин министерских бюрократов, или растоптать в «Ежедневном пророке». А превосходства самого могущественного волшебника в мире никто не чувствует, ибо все знают, что он, — губы профессора Квиррелла скривились, — герой из легенд, до неприличия скромный и ни при каких обстоятельствах не опускающийся до мести. Скажи, мальчик, ты хоть раз видел драму, где герой перед тем, как согласится спасать страну, требует золота хотя бы в размере адвокатского гонорара?

— Вообще-то, в магловских произведениях таких героев очень много. Сразу приходит на ум Хан Соло…

— Что ж, в магической драме так не бывает. Там все герои скромны, как Дамблдор. У волшебников драма — это фантазия о могущественном рабе, который никогда по-настоящему не возвысится, никогда не потребует уважения к себе, никогда даже не попросит ему заплатить. Теперь ты понимаешь?

— Кажется... да, — ответил Гарри. Фродо и Сэмиус из «Властелина Колец», судя по всему, соответствовали архетипу героя, в котором совершенно никто не видит угрозу. — И вы хотите сказать, что именно так люди и думают о Дамблдоре? Не верю, что ученики Хогвартса считают его хоббитом.

— В Хогвартсе Дамблдор всё-таки наказывает за кое-какие выпады против его власти, и потому в некоторой степени его боятся — впрочем, ученики всё равно спокойно насмехаются над ним, и не только шёпотом. За пределами этого замка над Дамблдором глумятся, его начали называть безумцем, а он, как дурак, подыгрывает таким разговорам. Стоит принять роль спасителя из пьес, и люди увидят в тебе раба, которым они вправе распоряжаться, и кого они могут с наслаждением критиковать, ибо это привилегия господ — сидеть и давать ценные указания, пока рабы трудятся. Лишь у древних греков, в легендах, что сложены во времена, когда люди ещё не погрязли столь глубоко в своих заблуждениях, можно увидеть достойных героев. Гектор, Эней — эти герои сохраняли своё право на мщение тем, кто оскорблял их, они могли требовать золото и драгоценные камни в уплату за службу, и никто не думал их этим попрекать. И если бы Лорд Волдеморт завоевал Британию, он мог бы снизойти и по случаю победы продемонстрировать своё благородство. Никто бы не принял его добрую волю как должное, и никто бы не посмел сказать ему слова поперёк, если бы его деяния пришлись не по вкусу. Победив, он бы завоевал истинное уважение. В тот день в Министерстве я осознал, что, завидуя Дамблдору, я был таким же глупцом, как и он. Я осознал, что с самого начала пошёл по неверному пути. Ты и сам свободно порицал Дамблдора и не смел так же