Там, где дует сирокко - Евгений Саржин

– Что там? – первой подала голос нетерпеливая Замиль, пока запершая за юнцом дверь Таонга прыгала назад к креслу.

Не обращая на неё внимания, Салах ещё раз перечёл записку, потом бросил в рот и тщательно разжевал. Замиль тихо ахнула.

– Что там? – теперь уже вмешалась Таонга.

Салах молчал несколько секунд, потом повернулся и, сделав шаг к двери, бросил:

– Я иду говорить с Ситифаном. И покидаю Марсалу сегодня же, с вами или один.

[1] Халами (араб.) – форум, место встречи, точка пересечения

[2] Рафик (араб.) – приятель.

[3] Forte i nero (ит.) – крепкий и черный.

[4] Garzu (ит. сиц.) – парень, ухажёр.

[5] Мажлис-аль-мадина (араб.) – городской совет.

[6] Stronza (ит.) – сучка.

Фавиньяна

***

Все люди смертны, и часто смерть настигает внезапно. Таков уж этот мир. И всё же так странно думать, что тот, с кем ты говорил ещё вчера, больше нашему миру не принадлежит. Его тело – просто бездыханный, уже начинающий гнить кусок мяса, а душа… лишь Аллах ей теперь судья.

И судить придётся немало. Старый Башмачник мёртв. Легенда среди всех муташарридов по эту сторону моря, тот, кто мог найти покупателя под любой товар и исполнителя под любого заказчика, кто всегда знал, как зайти в любой из закрытых «коридоров», поговорить там и уйти, не оставив по себе никакого следа, будто он приснился всем собеседникам… Немногим было известно до конца, что стоит за Аджузом – Дедком, как ласково называли его в городе.

Сам он знал кое-что – помогал Аджузу оформить купленный для дочери дом в богатом районе Мадины и выправить документы для сына, который собирался поступать в исламский университет Танжера, один из лучших в Магрибе. Но многого и ему не было известно: сколько у Гуляма было жён, сколько детей, сколько денег он им сейчас оставил. И почему тратил так мало на себя при жизни. А теперь уже и не спросишь.

Аджуз был осторожен – очень немногие люди в Марсале могли соотнести Гуляма-Дедка со Старым Башмачником с тёмной стороны Зеркала. Он всегда старался не оставлять следов ни в этом мире, ни в зазеркальном. Но где-то, видать, всё же оставил. И вчера, когда его тело с вырванными ногтями, следами сигаретных ожогов на лице и двумя пулевыми отверстиями в черепе нашли за портовыми складами, стало ясно, что за город взялись по-серьёзному.

В тот же день ему написали с короткими указаниями: полицию делом Гуляма не занимать, справедливое негодование правоверных из-за последних событий никак не ограничивать, любой важной информацией о происходящем в Марсале делиться. Ему приказывали, не сомневаясь, что имеют на то право. Ну, по законам Острова, более неписаным, чем писаным, таки да, имеют.

Но вот что его насторожило особо – исчезла и Таонга. Он знал, что полиция из Мадины обыскала «Аль Мусафир», но, видать, ничего не нашла. Салиха, старшая Таонги, звонила ему и дрожащим голосом уверяла, что в пансионе нет и не было ничего незаконного, а её мама просто выехала по делам в Тунис.

Неужели и эта тоже мертва? Смогла ли бы её дочь так притворяться, зная, что мать похищена и, возможно, подвергнута пыткам? Поди узнай. Маль-амр Таонги молчит, а он и писать туда не решается – Аллах ведает, в чьих он может быть сейчас руках.

А в Мадине поговаривают о военном положении. Вот уж дожились…

Глава первая

– Нет, не пустят нас в Сус. И вообще на то побережье, – Стефано говорил ровно, словно перекатывая во рту гортанные арабские слова. – Ты же слышал, что говорила береговая охрана. Сус закрыт, Тунис закрыт, Бизерта закрыта.

– Такого раньше не было… – заговорила Таонга по-итальянски, но умолкла, когда Салах поднял руку.

– Если мы сейчас вернёмся в Марсалу, нас выпустят повторно? – спросил он, и Стефано покачал головой.

– Нас не должны были выпускать даже сейчас. Ты же помнишь, как с нами говорила береговая охрана. Хорошо, что эти хоть меня знали. Порты закрыты и на Острове, и на материке.

Салах мрачно кивнул, теребя бороду. А Стефано ещё раз обвёл глазами сидевших перед ним и мрачно усмехнулся про себя. Ну и компашка собралась у тебя в каюте! Как же так вышло? Как тебя сюда занесло, vecchio mio?

Но всё казалось логичным ещё вчера. Полулёжа в своей комнате, он листал Зеркало и чувствовал, как противный, липкий холодок расползается от груди по животу. Проклятие, и чего им всем неймётся? Неужели этот несчастный мир пережил мало насилия, войн и крови, чтобы эти безумцы и далее продолжали азартно раскачивать хлипкий кораблик их жизни? На итальянском новостей было не так много, и они повторяли то, что было написано по-арабски – за этим следили строго. Закончив читать их, он полез в «коридоры», надеясь выловить там хоть кого-то из знакомцев.

Остров дрожал у них под ногами, словно опять ожила старушка-Этна. В Палермо (никогда он ещё не назвал его Мадиной!), как по команде, опять вынырнули