Перевозчик душ - Дмитрий Исаев

От Иваныча я отстал. Дверь квартиры была приветливо распахнута. Хозяина нашёл на кухне, раскладывающего готовую яичницу по тарелкам.

— Ешь, — сказал он.

Внезапно я понял, что чудовищно голоден и набросился на еду. Вольный сидел напротив и неторопливо поглощал свою порцию. Закончив с пищей, он закурил и посмотрел в окно. Огонёк на кончики сигареты вспыхивал время от времени.

Расправившись с едой, я откинулся на спинку стула. Иваныч посмотрел с прищуром на меня и заговорил:

— Ну что, герой, расскажу, как ты меня кинул?

— О чём ты?

— Когда ты рванул к мосту, а Ахиллес за тобой, я думал, всё, конец. Этот ублюдок орал так, что у меня в ушах кровь выступила. Как будто не человек кричал, а сама река Стикс. Он метался, как зверь в клетке. Руки в кровь разодрал, цепляясь за камни моста, не мог пройти. Ты ведь знаешь, да? Что ему туда хода нет. А ты прошёл. Исчез во вспышке и всё. А он… Он начал рвать на себе кожу. Буквально. Клочьями снимал, будто хотел стереть с себя всё человеческое. А потом просто завыл — не по-людски, нет. Как паровозный гудок под водой. «Чёрные» стояли как вкопанные. Никто даже пикнуть не посмел. Потом Ахиллес развернулся, и я увидел его глаза. Ты представляешь, что такое увидеть бешенство веков? Он ненавидел тебя так, будто ты лично его мать в Стикс столкнул. А потом… просто ушёл. Даже не взглянул на меня. И "чёрные" за ним. Машины завыли, и скрылись в тумане. Я сидел там, у моста, часа два. Ждал, что ты вернёшься. Потом понял — не вернёшься. Вот и пришлось мне вернуться и снова стать перевозчиком. Души-то никуда не делись. Они как мухи в паутине — шевелятся, зовут, плачут. Представляешь, каково это? Последний старый пердун в этом проклятом месте — и десятки душ, которым некуда идти. Так что да, герой. Ты сбежал. А я остался.

— Почему один? Где все? Ладно, перевозчики исчезли, но куда пропали «чёрные»?

— А это брат, вообще непонятно.

Иваныч затянулся сигаретой, выпустил дым кольцами и уставился в потолок. Его голос стал глуше, будто он говорил не со мной, а с кем-то невидимым за моей спиной.

— Ты хочешь знать, куда делись все? Хорошо. Да ты не вставай, — сказал он, заметив, что я хотел подняться, — Это не та история, которую рассказывают на ногах.

Он потянулся к графину, налил себе стакан мутной жидкости и отхлебнул. Лицо его скривилось — то ли от крепости напитка, то ли от воспоминаний.

— Началось всё с малого. Когда ты ушёл на тот берег начались случайные пропажи. Кто-то не вернулся с рейса. Кто-то ушёл в туман и не отозвался. Сначала думали, «чёрные» пошалили. Ну, знаешь, как это бывает: не поделили пассажира, переругались, один другого в Стикс отправил. Обычное дело.

Он постучал пеплом по краю пепельницы, и я заметил, как дрожат его пальцы.

— Потом пропал Харон.

Тишина повисла тяжёлым одеялом. Даже туман за окном будто замер, прислушиваясь.

— Да-да, тот самый. Старший. Весло, плащ, вся эта мишура. Ушёл на переправу — и не вернулся. Ни крика, ни следов. Просто… растворился.

Он резко встал, зашёл за стул и упёрся руками в спинку, будто боялся, что его сейчас вырвет.

— После этого начался ад.

Его голос стал резким, как скрежет металла.

— Легальные перевозчики начали сходить с ума. Одни кричали, что видели в тумане «что-то большое». Другие шептались про тени, которые шевелятся не так, как надо. А потом… потом они стали исчезать пачками.

Он схватил графин и налил себе ещё, не предлагая мне.

— Представь: ты просыпаешься утром, а в гараже — пусто. Ни машин, ни людей. Только пыль на полу да брошенные куртки. Как будто их стёрли ластиком.

Сигарета догорела, но он не заметил, пока огонь не коснулся пальцев. Иваныч вздрогнул и швырнул окурок в угол.

— «Чёрные» радовались сначала. Думали, теперь они хозяева положения. Глупцы. Меня не трогали, нет. Пили души сотнями.

Он засмеялся, и этот смех звучал как треск ломающихся костей.

— Они продержались на неделю дольше. А потом…

Иваныч вдруг сорвался в шёпот:

— Они начали гнить заживо.

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Кожа слазила лоскутами, но крови не было. Только серая жижа, как у слизней. Они орали, умоляли помочь, но…

Он развёл руками.

— Через день от них остались только лужицы и вонь. А ещё через час — даже этого не было. Живые люди просто исчезли. Хотя, какие живые? Мертвяки, как есть. Продали свою душу, вот и сгнили, чёрт бы их побрал, да он и побрал, наверное.

Тишина. Где-то за окном скрипнула дверь, будто кто-то вошёл в подъезд. Но мы оба знали — там никого нет.

— И знаешь, что самое страшное?

Иваныч наклонился ко мне, и в его глазах заплясали жёлтые огоньки.

— Туман стал гуще. И теперь… он шевелится.

Он откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками.

— Так что, парень, если мы остались вдвоём.

Я сидел и не мог вымолвить не слова, переваривая только что услышанный рассказ. Ответы были получены, но вопросов от этого меньше не стало. Что послужило триггером для начала исчезновения перевозчиков? Точно ли все исчезли или кто-то где-то ещё остался? Где Харон? Где Аня? резко поднял голову, внезапно осознав:

— А Людмила? И её жнецы? Они тоже исчезли?

Иваныч мрачно усмехнулся:

— Смерть? О, она держится. Но её жнецы… — он сделал паузу, — их стало меньше. Гораздо меньше.

Я вскочил со стула, задев кружку. Она с грохотом упала на пол, но ни я, ни Иваныч даже не вздрогнули. В голове заметались панические мысли. Аня… Что с ней…

— Где они сейчас?

— Не знаю. Они появляются в мире, когда подходит срок очередного бедолаги. Смерть держит всех подручных в ежовых рукавицах. Я знаю, что многие пропали, остальных она взяла под опеку и своей силой удерживает их от развоплощения. Не стоит делать туман сильнее.

— Туман?

— Ты разве не заметил, что он стал гуще и злее что-ли?

Иванычу удалось вырвать меня из мыслей об Ане. Я встал и посмотрел за окно. Только сейчас увидел, что туман изменился.

— Пойдём выйдем. Там лучше ощущается.

Мы вышли на улицу, клубы тумана тут же качнулись в нашу сторону, но отступили, добравшись до какой-то невидимой границы.

— Почему он остановился?

— А чёрт его знает. Раньше до третьего этажа во время выбросов поднимался, а теперь тормозит