Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

протянули шеи… Да солнышко ты наше тресветлое! Что ж это такое деется-то? В толпе, бросив пальцы на сабельные рукояти, надменно деревянели рылами пятеро суровых храбров из княжьей дружины, а меж ними узрел изумлённый люд благообразно одетого Шумка с шестом в правой руке и свитком пергамента в левой.

– Ведомо стало, – заходился Шумок, – что сволочанский князь Всеволок, пыша на нас злобой, вновь умышляет навести полки свои на теплынскую землю, ради чего повелел сложить с варяжской помощью на Мизгирь-озере превеликую пристань для переправы на сей берег. А вам бы, теплынцам, верным княжьей власти, быть по сему случаю при оружии и зорко следить, не учинит ли враг копания или иные шкодливые лукавства…

И впрямь, как подлинный бирюч, уронил шапку с шеста и победно огляделся, нахлобучив. Народ моргал да покряхтывал. Дивно, ох дивно… Перво-наперво с пристанью… От великого ума, что ли, взбрело сволочанскому князю Всеволоку ладить переправу через Мизгирь-озеро, когда можно отступить вверх по Сволочи перекликов на двадцать – и вброд её! Там куры пеши ходят… А первей того – чудо чудное! Шумок-то, а? Это что ж теперь, и пальцем его не тронь?

– Ты… это… – недоверчиво молвил наконец Плоскыня. – Бирючом, что ли, теперь?

Шумок задорно высморкался.

– А вот пожаловал меня, подлого, князюшка! – объявил он с небрежной лихостью. – За службу верную…

Ну тут и вовсе усомнились. Какая ещё служба? Горло драть да народ смущать? Вот ведь времена пошли! Докуку – в волхвы, Шумка – в бирючи…

– Так ты… что теперь? – всё ещё недоумевал Плоскыня. – Указы будешь оглашать?

– Хочешь, ещё зачту? – с готовностью предложил Шумок.

– А ну!

Шумок немедленно вскинулся на цыпочки.

– Слушайте-послушайте, государевы люди, государеву волю! – грянул он. – Идите в красные ворота на широкий боярский двор! Вереи точёны, столбы золочёны! С широкого двора в новы сени, на часты ступени, в дубовые двери! Выдаёт боярин Блуд Чадович племянницу свою Ш-ш… – Тут Шумок выпучил глаза и, удавив горлом этот странный змеиный шип, взвил голос звонче прежнего: —…племянницу свою Забаву Путятичну за гостя греческого Сергея Евгеньевича! Просим всех о десятый день на почестен пир, на весёлое похмелье!

Выпалив всё это единым духом, смолк и глянул искоса на Плоскыню: а, дескать? Каково?

– Да нет, ты погоди… – всполошился тот. – Ты это из головы али как?

– Ну да, из головы! – обиделся Шумок. – За такое «из головы» знаешь что бывает? Тут уж не «из головы», а «без головы» станешь… Ты поди посмотри, что на боярском дворе делается! «Из головы…»

Слободской люд вокруг повеселел, приободрился. Предвкушающе разводили усы и вообще охорашивались. Давненько, давненько не радовал боярин пиром али свадебкой.

– Так а первый-то указ! – спохватился кто-то не в меру пужливый. – По первому-то указу нам при оружии надлежит быть! А ну как враг и впрямь подкопается?

На пужливого посмотрели с сожалением.

– Куда подкопается? Под Мизгирь-озеро, что ли? Молчи уж, коли смысла не дадено… Эх, и погуляем, братие!

* * *

Жёлтое сияние греческих масляных ламп заливало просторный подвал. Дубовые скамьи были отодвинуты от стола к стенам, так что розмыслы, сотники, ну и ещё кое-кто чином помельче располагались теперь супротивно друг другу, подобно двум воинствам, выстроившимся на поле брани. Теплынские участки, ежели смотреть с порога, – по левую руку, сволочанские – по правую…

А поразмыслишь: и впрямь ведь брань, только что палицей тебя никто не ушибёт да на копьё не взденет. Хотя уж лучше бы ушибли… Наверху – что? Так, съехались, погремели сабельками по щитам да по шеломам, положили на зелену траву сотенку-другую храбров да и расточились восвояси. А тут – не-ет. Тут, ежели на то пошло, вся дальнейшая участь земли берендейской на кон поставлена. Да и твоя заодно…

Как в подлинном сражении, были здесь и два поединщика. Не на живот, а на смерть схватились за дубовым столом Завид Хотеныч и Родислав Бутыч. Давно к тому шло. Накопилось обид – выше горла… Главный розмысл преисподней явился на брань в шубе и в горлатной шапке, напоминая тем самым о высоком своём происхождении. Кого он этим сразить хотел – неведомо. Перед кем перед кем, а уж перед боярами навьи души ни малейшего трепета не испытывали. Впрочем, шапку горлатную он вскорости скинул, явив излыса-кудреватую маковку, и парился теперь в одной только шубе.

Завид же Хотеныч был, как всегда, в сереньком сукнеце, но, судя по лепоте покроя, однорядку ему шили, скорее всего, по ту сторону Теплынь-озера.

– Больно свято поёшь: чуть на небе не слышно! – цедил он, прожигая супротивника тёмным взором. – От Ахтака хотя бы лошадка в доказательство осталась, да и доспех у него был приметный… Но ты мне покажи один-разъединственный след от этих твоих лазутчиков, теплынских да греческих! Не было их, Родислав Бутыч, не было! Придумал ведь, признайся!

– Придумал? – горлом скрипел в ответ Родислав Бутыч, а рот у самого так и вился в судороге. – А вырубка лесов на юге? Это я тоже придумал? Что ж мы здесь слепые, по-твоему? В Мизгирь-озеро брёвна вон из Вытеклы каждый день выносит – померещилось это нам, что ли?

Кудыка украдкой покосился на свежеиспечённого сотника Мураша Нездилыча и на Ухмыла, коего вопреки пьянству произвели-таки недавно в старшие наладчики. Оба напряжённо внимали, личико что у того, что у другого – белёхонько. Да оно и понятно. Беда одного только рака красит…

– Родину грекам продаёшь вместе со Столпосвятом со своим… – завершил слегка уже задохнувшийся Родислав Бутыч – как клеймо приложил.

Оба воинства зашумели негромко: сволочане – одобрительно, теплынцы – обиженно.

– Ну вот, загнул! Ни в дышло, ни в оглоблю! – бросил в сердцах Завид Хотеныч. – Родина-то тут при чём? Снасти все ветхие, изношенные. Греки нам забесплатно новые не изладят. Вот лесом и рассчитываемся…

Отыгрывался, что лиса хвостом. Однако и Родислава Бутыча провести было трудненько.

– Снасти? – недобро щурясь, переспросил главный розмысл. – Знаем мы ваши снасти! У Ярилиной горы близ боярского терема потаён вами рычаг от кидала, сеном забросанный, якобы стог… Отложиться мыслите?

Ну, тут даже и зашуметь не дерзнули. Обмерли и те и другие.

– Какого кидала? – возмутился Завид Хотеныч. – Да кто его, это кидало, видел? С пьяных глаз кому-то померещилось, а ты и рад… Лучше вон скажи, что это ты на Мизгирь-озере затеял! Уж не причал ли с перечапом ладишь?

– Я затеял? Да это Всеволок пристань для гостей варяжских возвести вздумал!

– Из камня-то? В переклик длиной? Хорош причал для торговых гостей! А то мы не ведаем, как вы там со Всеволоком ради строительства