Конец пути - lanpirot

а при должном везении и сноровке, даже средний танк можно было подбить. Вот только неопытному стрелку после этого могла требоваться медицинская помощь — зачастую стрельба приводила к увечьям лица и плеча.

Да и заряжать ПТРС не так просто, как кажется, а само ружье сильно мнет и коцает патроны. Бывали случаи, что отвалившаяся часть гильзы мешала работе автоматики. ПТРС — полуавтоматическое ружьё, и присутствовал риск, что оно просто взорвется пополам. Но выбирать нам было просто не из чего.

— Нашел! — Прокопьич выскочил из землянки и сдернул с плеча длинную, укутанную в промасленную тряпку «пушку» — то самое противотанковое ружье. Затем он ловко перекатился на новую позицию, на ходу срывая чехол. — Артемка, а ты чего затих? — просипел он, заряжая новую смертоносную «игрушку». — Огоньку им подкинь, падлам, чтобы жисть малиной не казаласть!

Майор будто ждал этого. Он припал к «Дегтярёву» и дал длинную очередь по смотровым щелям ближайшего БТРа. Пули защелкали по броне, пулемет на башне замолк на секунду, но потом заработал снова, уже слепо, поливая свинцом всё вокруг.

[1] Противотанковое самозарядное ружьё обр. 1941 г. системы Симонова — советское самозарядное 14,5 мм противотанковое ружьё, принятое на вооружение РККА 29 августа 1941 года.

ПТРС предназначалось для борьбы со средними и лёгкими танками и бронемашинами на дистанциях до 500 метров. Также ружья применялись для ведения огня по ДОТ-ам/ДЗОТ-ам и огневым точкам, прикрытым броней, с дистанций до 800 метров, и по самолётам с дистанций до 500 метров.

Глава 23

Прокопьич прицелился, не спеша выдохнув весь воздух из легких и плавно потянул за спусковой крючок. Грянул выстрел, громоподобный, разрывающий барабанные перепонки. Противотанковое ружьё лягнуло старика на отдаче, словно норовистый бешенный конь.

Но Прокопьича этим было не пронять — опыта обращения с подобным оружием у него, как бы не больше, чем у меня. Силёнок, правда, маловато, но это не беда. БТР дернулся, когда бронебойный патрон времён Великой Отечественной вспорол его бок, как консервную банку. С его правого борта повалил густой, едкий дым.

Прокопьич, не теряя ни секунды, взял на мушку второй бронетранспортёр. Его движения были выверены и быстры, несмотря на трясущиеся от старости руки. Второй выстрел грохнул почти без перерыва, чуть не сливаясь с первым. В борту второго БТРа тоже появилась рваная дыра. Из нее повалил черный, маслянистый дым, смешиваясь с серым дымом из пробоины первой машины. Старик методично, и всего лишь с двух выстрелов, вывел из игры оба бронетранспортёра.

— Горят, сволочи! — закричал Артём, и в его голосе слышалась не только боевая злоба, но и надежда.

Первая подбитая стариком машина остановилась, но почти сразу из открытого люка выскочил десантник и развернул в нашу сторону гранатомёт.

— РПГ! — закричал я, но было уже поздно, хоть наемника практически тут же срезал пулеметной очередью Артём — выстрелить он все же успел.

Бахнуло-свистнуло-сверкнуло и наш «окоп» содрогнулся от взрыва. Земля посыпалась за воротник, в ушах зазвенело. Прокопьича отбросило взрывной волной, он грузно рухнул на дно овражка, присыпанный грунтом. Его винтовка, та самая реликвия Великой Отечественной, лежала рядом с разбитой затворной рамой.

— Жив, дед? — Артём, оставив пулемёт, наклонился над стариком, пытаясь его откопать.

— Ох… кости целы… кажись… — застонал Прокопьич, отплёвываясь. — А вот ружьишко моё… оно, похоже, кончилось…

— Оно своё дело сделало! — крикнул я. — Технике каюк!

— А не забыли ручки-то! — обрадовано произнёс старик. — А ты чего пост бросил? — неожиданно накинулся он на майора, я и сам сейчас справлюсь!

Ремезовские ублюдки, однако, не собирались просто так гореть. Люки захлопали, и изнутри, кашляя, полезли фигуры в камуфляже. Они спрыгивали на землю, торопливо разворачиваясь с автоматами наперевес, готовясь к контратаке. Но майор их уже ждал.

— Огня, Артёмка! Не дай им на штурм пойти! — проорал старик, тяжело поднимаясь на ноги.

Но майор и без его напоминания начал поливать ряды наёмников плотным огнем из пулемёта. Но эти бойцы во второй волне были не чета первым — дисциплинированные, молчаливые и, по всей видимости, хорошо обстрелянные. Одним словном — настоящие военные профессионалы.

Их натиск был страшен. Они шли напролом, не считаясь с потерями, забрасывая нас гранатами и стреляя на ходу. Наши позиции начали рушиться под этим стальным катком.

— Долго не продержимся! — заорал Артём, отстреливаясь длинными очередями.

Но тут на линии боевого соприкосновения появился новый персонаж, хвостатый и взъерошенный — Матроскин. Он возник из клубов едкого дыма, будто сама тьма сгустилась и обрела форму. Это был не просто кот — это был разъяренный демон размером с хорошую собаку, его шерсть дыбилась, превращая его в черный шар из клыков и когтей.

Зеленые бездонные глаза говорящего кота из славного семейства Грималкиных метали молнии. С низким утробным рёвом, больше похожим на рычание огромного тигра, он ринулся вперед. Наемники, застигнутые врасплох этим абсурдным видением, на мгновение замешкались, и этого мгновения ему хватило, чтобы выхватить из строя первую жертву и разорвать ей горло чудовищными острыми когтями.

Один из бойцов, опомнившись, дал длинную очередь из автомата. Пули прошили воздух, но кота там уже не было. Он просто растворился, будто его и не было. В следующее мгновение он материализовался прямо за спиной еще одного из стрелков.

Мощная лапа, вооруженная когтями, похожими на изогнутые бритвы, взметнулась и обрушилась на спину наемника. Бронежилет из кевлара и пластика не стал преградой — он разошелся с сухим, хрустящим звуком, словно вскрывали консервную банку острым ножом.

Когти вошли глубоко в плоть, с хрустом ломая ребра и разрывая мышцы. Кровавый веер брызг взметнулся в воздух, а из страшной раны на спине бойца, вместе с клочьями ткани и осколками брони, вывалились куски легкого и часть позвоночника. Человек рухнул на землю, даже не успев издать звук.

Матроскин вновь исчез. Пули же прошивали пустое место, не сумев подловить стремительного кота. В следующий раз он возник уже в самой гуще атакующих. Его лапы превратились в размытые смертоносные веера. Один взмах — и у ближайшего к нему наемника была отсечена рука, держащая автомат, вместе с кевларовым наплечником.

Рука отлетела в сторону, пальцы еще судорожно сжимались на спусковом крючке. Второй взмах — и глубокий рассекающий удар по бедру очередного бойца перебил артерию. Из располосованной плоти хлынул алый фонтан, а человек с диким воплем забился на земле.

Кот не останавливался, двигаясь с непостижимой скоростью, оставляя за собой только кровавые брызги и горы разорванной плоти. Броня не спасала от его когтей — она рвалась, как гнилая тряпка. И