Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 - Михаил Северный

— Сколько ваших?

— Сколько нужно, столько и восстанут. Касьян своего добивается, если пообещал. У них там договор и всё такое. Тебе не уйти. Скоро на штурм пойдут, Касьян готовится, я чувствую.

— Со мной поговори! Я хочу знать! — не выдержал Фома.

— Да отстань, дед чего он хочет? Убей его. Одним больше, одним меньше.

— Кажется я понимаю. Он переживает за свою родню. Скажи ему, кто убит. Где могут быть его огромная жена и маленькие дети?

— Разверни меня к нему лицом. Как-то некультурно такие вещи затылком выдавать.

Мороз послушно выполнил просьбу, и череп уже смущенно смотрел на человеческое существо. Он давно был лишен каких-либо чувств к живым, но тут случай был особый. Он даже хотел попросить Мороза развернуть его назад и «включить молчанку», но это было бы глупо, как и всё его глупое существование.

— Слушай, человек, — начал неловко череп, стараясь избегать напряженного взгляда человека. Нужно как-то попроще все подать, а то этот может психануть и точно башку проломит. Жди потом восстановления. — Ты ведь знаешь значение слова «резня»? Я, конечно не в курсе где были твои родственники, но вот только… это… ну короче… вроде как живых не нашли.

16.

Есть такое выражение «потемнело в глазах». Заумные писаки прошлых веков напридумывали выражений, а толстые училки вдалбливали эту чушь детям на урок литературы. Когда у Фомы «потемнело в глазах» одно выражение он хотя бы понял, уловил. Становится жарко, глаза наливаются кровью и горячо, а взгляд фокусируется на предмете перед тобой. Он видел сейчас только чрезмерно разговорчивого костяного болванчика на столе. То, что должно служить пепельницей на столе некроманта или вагиной в кровати некрофила смеялось ему в лицо. Эта херня шутила, смеялась, скалила свой уродливый беззубый рот и насмехалась над ним — живым человеком, когда его семьи может быть в живых уже не было.

Виски пульсировали так будто кто-то дергал за жилы внутри головы, тянул в разные стороны. Голова дергалась от взявшегося неоткуда нервного тика. Слюна во рту испарилась, впиталась в небо или вернулась в слюнные железы — не важно. Фома зарычал и шагнул вперед.

«Нет!»

Фома остановился. Две черные дыры ружья смотрели ему в лицо. Дед даже не встал с кровати, просто смотрел на Фому, сквозь прицел. Слева напрягся еще один мертвец. «Дожился, — успел подумать Фома. — Я в логове нечисти в окружении мертвецов. Моя семья мертва, мои друзья мертвы или превратились в зомби — а я ещё нет».

Фома отступил. «Я проиграл битву. Очень важную битву. Практически Бородинское Сражение проиграл. Но война еще не проиграна».

17.

Человек успокоился. Дед поставил ружье на место и приказал Ангелу не спускать с человека глаз на всякий случай, потом развернул череп к себе.

— Эй! Хватит меня крутить, как юлу! Я тебе что, телевизор?

— Фольклорист. Он там? Наверху?

— Что? — запнулся череп, — не знаю я. Много их там. Откуда мне знать?

— А он есть?

— Нету! — с вызовом ответил череп. — Он же из дома почти не выходит, я же говорил! Ты лучше скажи, зачем людей поубивал! Совсем поехал крышей на старости лет?

— Если я выйду, меня нашпигуют серебряными пулями?

— Нет, если сам сдашься. Если сюда ворвутся — будут решать вопрос по другому.

— Если он полезет из колодца, как огромная лысая жаба, его нашпигуют свинцом и серебром как навоз дождевыми каплями, — подал голос Фома, — а мы тут останемся навсегда. Я точно выйти не смогу без его помощи. Или как?

— Пожимаю плечами! — провозгласил череп. — Не силён в этих нюансах. Но обычно в сказках если злодей погибает, то красавица освобождается. Мороз, а если ты умрешь, все твои жертвы воскреснут?

Мороз подумал о том, сколько он положил во время Войны и ухмыльнулся невольно. Фома побелел и зарычал, сжав кулаки.

— Спокойно! — гавкнул череп. — Тебя тоже не воскресят! Хочешь этого? Или хочешь пожить немного?

— Мне всё равно, — прорычал Фома. Ему страшно не хотелось умирать, он хотел туда наверх, на свежий воздух, но ненависть толкала в спину. Он даже думать не хотел о детях, о Галке — просто ненависть и желание прыгнуть вперед. Дед смотрел на него спокойно и к ружью не тянулся. Он не боялся его ненависти и не бежал от ярости, он просто смотрел.

— Ты ведь был со мной человек. Все это время ты был со мной, помнишь? Ты лично меня связывал, отвязывал. Мы вместе лепили ангела. Как я мог сделать что-то плохое, когда был у тебя в плену? Включи голову и подумай!

Правда была в его словах. Фома крепко задумался. Не похож этот нечистый на убийцу. Да, он умеет убивать, но вряд ли делает это без причины. Убить Галку может и была причина, но тогда и Фома давно был бы мертв. От сложности ситуации опять начала болеть голова. Он начал тереть виски, минимальный массаж, чтобы избавиться от боли. Дед встал и обратился к черепу:

— Ты. Скажи им, что я сдаюсь, пусть не стреляют. Мы выходим по одному.

— Как же я им скажу? — удивился череп. — Вынеси меня наружу, дед.

Когда Мороз положил ему руку на макушку череп затрясся, пытаясь посмотреть вверх, но ничего не выходило. Мороз не смотрел на него, а смотрел вперед, точнее на потолок комнаты. Фома тоже посмотрел туда и мертвец-Женька обернулся.

На потолке покачивался забытый всеми глаз. Он проделал долгий путь из черепушки первого мертвеца, приклеился на какой-то кровавой сопле и сейчас болтался на ней всеми забытый и странный.

— Это что? — спросил Фома, — Оно типа смотрит?

Зрачок развернулся в его сторону и Фома под смех деда отпрянул.

— А то. Помаши ручкой! — Мороз сам помахал рукой в сторону глаза и тот сфокусировался уже на нем, — Привет, Касьян! Сколько лет, сколько зим! Не виделись уже сотню лет.

Мороз поднял череп и потрусил им в приветственном жесте:

— Видишь? Это твой слуга. Чувствует себя комфортно, мороженое жрёт.

Мороз