Нашествие. Попаданец во времена Отечественной войны 1812 года - Юрий Григорьевич Корчевский

сил восстанавливать порушенное. Конечно, сейчас Москва, немного оправившись после военных действий, выглядела значительно лучше, чем когда ее покидал Алексей. Но до прежнего лоска сильно не дотягивала. У полковника забот полно: казармы обустроить, а еще и дом его разграбили и сожгли, одни стены остались. После пожара их разбирать надо, камень уцелел, а раствор в огне рассохся, не держит, и здание как карточный домик – толкни, и развалится. У других офицеров, кто имел свои дома, ситуация подобная. Для тех, кто снимал квартиры в доходных домах, не так плачевно. Мебель и мягкую рухлядь мародеры растащили, но не всю, и хотя бы крыша над головой есть.

Только казарму в порядок привели, как из Франции известие, что Наполеон вернулся, собирает войско. Офицеры между собой обсуждали новости, сетовали, что Бонапарта не казнили. Крови на корсиканце много, а все не успокоится, новую войну затевает, иначе зачем армию собирать? Потом пришло известие о битве при Ватерлоо и разгроме Бонапарта. Вздохнули с облегчением.

А месяца через два случилось приятное событие. Вечером к Алексею подошел штабс-капитан Шмелев:

– Я тебе, Алексей Иванович, деньги должен. Возвращаю с благодарностью! Выручил!

И протягивает бархатный мешочек с монетами.

– Можешь не утруждаться пересчетом, без обмана, серебром.

– Ну что же, приятно. А если не секрет, где деньги взял? Жалование вроде не платили, богатой родни нет, насколько я осведомлен.

Штабс-капитан вздохнул.

– Неужели снова в карты играли? – удивился Алексей.

По его глубокому убеждению, умный человек должен учиться на ошибках других. Но если уж оплошал, то не повторяй!

– Грешен, выиграл, долги раздаю!

Вот уж шок. Однако деньги взял. Двести рублей серебром – деньги изрядные. Решил в свободное от службы время поговорить с полковником – он плохого не посоветует, – куда вложить, дабы не потерять?

Разговор случился дня через три. Полковник был в хорошем настроении, и Алексей спросил:

– А что бы вы, Павел Яковлевич, делали, коли деньги завелись?

– Никак долг Шмелев вернул?

– Откуда вы знаете?

– Я знаю, что ты, Алексей Иванович, ему в Париже ссудил. Родни у тебя нет, поэтому вывод такой.

– Вы угадали.

– Купи дом. Деньги серьезные. Усадьбу не купишь, как и дом в центре. Но недалеко, за Белым городом, вполне. Многие хозяева в войну погибли – от рук французов или мародеров, не суть. Семьи содержать их не в состоянии, к тому же за деньги от продажи дома в Москве можно купить имение во Владимире или Твери, да еще и жить на них несколько лет. А поскольку предложений много, то и цена невысока, самое время брать. Лет через пять вдвое цена поднимется.

Совет разумный. Однако купить дом, стало быть, строить планы на долгую жизнь здесь, в этом времени, остаться до старости в полку, в Москве, Алексей не собирался. Попал как кур в ощип, выкрутился, выжил. Было бы можно, забрал деньги с собой. Но знал точно: в его времени серебро цены иметь не будет. Золото и платина – да. Это если по весу ювелирам сдать. А если за монету, так не купишь ничего. Тогда какой смысл беречь. А полковник, глядя, как задумался Алексей, только подначивает:

– Алексей Иванович, голубчик. Вы один из офицеров, у кого своего жилья нет. Проживаете в казарме, с нижними чинами. Как-то невместно.

Это было правдой. С одной стороны, удобно. Проснулся утром – и ты уже на службе, никуда идти не надо. Особенно приятно, когда ливень либо ветер со снегом. Так что плюсы были. Но и минус тоже был. Несолидно подпоручику, как капралу, в казарме жить. Раньше не задумывался по этому поводу. А полковник усиливает напор:

– Алексей Иванович, ежели опыта нет, так я с квартирмейстером поговорю. Он человек серьезный и с опытом, поможет за мзду малую.

– Был бы признателен.

– Вот и договорились.

Алексей еще подумал: пока он на службе, дом будет под приглядом денщика, как у других офицеров. То-то Прохор будет рад! Парень деревенский, получивший ранение в руку еще при Бородино, из-за чего полностью разогнуть локтевой сустав не может. Мог бы уйти на пансион по ранению, но к полку после пятнадцати лет службы прикипел. А дома его никто не ждал. Родители погибли от эпидемии холеры, хата почти сгнила, развалилась. В деревне инвалиду жизнь тяжелая – ни за сохой стоять, ни плотничать. А денщиком – прокорм и униформа, уважение и зависть нижних чинов. На плац заниматься строевой подготовкой до седьмого пота не гоняют, стрельбой, марш-бросками не обременяют. Всего-то дел, что своему офицеру почистить сапоги и шинель, сходить в ближайшую лавку, купить съестного да супчик сварить, заварить душистого чая да сахар наколоть. Чем не житуха? Кто тягот хлебнул, тот понимает. И потому как-то Прохор сказал вроде между делом:

– Вон у других господ офицеров свои дома, один вы, Алексей Иванович, – ни кола ни двора и не женаты.

Уязвил. А ведь и в самом деле так. В его возрасте надо и семью иметь, деток, и дом. Поджениться можно, мужчин война выбила, и нарасхват все, даже калечные. Но изменять жене Алексей не хотел. Нет, мимолетные встречи были, он не евнух. Но не обязывающие. А женитьба – дело серьезное, в церкви венчаться надо, иначе блудом такое сожительство именуется. Дом сразу солидности человеку придает, не вертопрах какой-нибудь. Алексей решил выждать. Вдруг полковник через квартирмейстера поможет?

Полковник был человеком дела, и уже через день Павел Яковлевич через посыльного вызвал Алексея в штаб, где свел с квартирмейстером дивизии. Короткая беседа, где Алексей рассказал о своих пожеланиях.

– Какой суммой располагаете? Имейте в виду, я возьму десятину.

Ого, полковник говорил про мзду малую. Но самому искать, без опыта, можно долго и без успеха. Видимо, квартирмейстер имел в управлении города знакомства, ибо уже через день приехал в полк на легкой коляске с откидным верхом.

– Садитесь, едем смотреть! – распорядился он.

Дома для показа оказалось два. Один, на Берсеневской набережной, Алексею понравился. Виды отличные. Москва-река, на другом берегу, наискосок от дома, видны Кремлевские стены и башни.

– Нравится? – спросил квартирмейстер.

– Да. Боюсь – хватит ли средств?

– С вас, подпоручик, сто восемьдесят рублей, это с моим процентом.

– Беру! – решился Алексей.

Дом из белого пиленого подмосковного камня, в два этажа, не очень велик, но уютен. А главное – есть дворик, что в центре города бывало не всегда. Городская земля в центре всегда была дорогой, и большие дворы могли себе позволить люди богатые – промышленники, землевладельцы.

В городской управе на следующий день оформили купчую. Алексей рассчитался с прежним хозяином