Пограничные полномочия - Надежда Верещагина

– Эй… – бормочу, понуро падая в упругие складки мирабилианского изобретения, – разве вы вообще стареете?

– Ха-ха… Самый непостижимый вопрос во всей Вселенной. Физически-то – да. А вообще… неведомо. Никто из моих друзей никогда… не изменял себе… Они росли, совершали непредвиденное, узнавались по-новому – но никогда не становились кем-то другим. Может быть, в этом сам смысл? Мы как настроены каждый на некоторую… м… многомерную ноту… И способны составлять такие… как музыкальные фразы.

– Нота? Хех. Слово не из твоего активного лексикона.

Не вижу его лица, но чувствую улыбку – причём мне почему-то кажется, что распознаю её с помощью слуха – то есть буквально ушами.

– Верно, я бы, скорее, использовал другую метафору, но она сюда не встаёт… Хотел сказать, оттенок или форма… заданные… но произнёс «нота». Так ведь, если кто-то начнёт отклоняться от неё, выйдет что-то… невозможное.

– Ты хочешь сказать невыносимое?

– Надо думать, это одно и то же.

– Хех. Хотел бы я, чтобы это было одно и то же…

– Это одно и то же. За всю свою жизнь я не встречался ни с чем…

– Том… Ну брось, если бы ты столкнулся с чем-то невыносимым, ты бы его не вынес. Тут не из чего лепить загадочную философию.

– Но возможным это, оно, для меня не стало бы, потому что меня бы тогда не стало точь-в-точь с того момента, как это могло бы попасть в категорию невыносимого…

– О-о-ох… – представляю в уме, что заковыристый потолок сделан из бумаги, и пробую мысленно разложить его в виде фигуры на плоскости (подобные навязчивые желания – явный признак расфокусировки внимания, но рассказал об их существовании я только Сашке – судя по снисходительной гримасе в ответ, у него бывает и не такое…). – Невыносимое невозможно, но невозможное-то совсем не обязательно невыносимо. Вот! – радуюсь проблескам слаженных мыслей.

– Верно. Только вот… что из того? – смеха в голосе он уже не скрывает.

– Так. Ты ввёл меня в транс?! – с горем пополам доползает до центра управления сознанием гипотеза, зародившаяся где-то на периферии в самом начале диалога.

– Нет. И лучше бы тебе перестать ожидать от меня вероломства… Мирабилианский релаксирующий гамак! Влияние закончится, как только ты его покинешь. Не делай этого… – боковым зрением видно, как он досадливо шевелит пальцами, вспоминая слово, – р… резко.

– Я вообще не собираюсь этого делать… Он же на меня воздействует!

Интересная альтернатива успокоительным. Даже если бы для меня был от них толк, на службе в любом случае запрещено использовать препараты из-за возможного влияния на скорость реакции. А что ещё хуже, как показали исследования, снижение чувства опасности катастрофически влияет на адекватность принимаемых решений, даже если остальные параметры в норме. Не думаю, что мирабилианцы представляют собой какое-то исключение в этом смысле. У нас уже лет сорок есть метод Дэвидсона, у них – наверняка приёмы и покруче. Но всё равно за внешним спокойствием Тома стоит непрерывная мыслительная работа, иначе бы всё выходило из-под контроля у него вовсе не слегка…

Но метод Дэвидсона – способ запереть тревогу на периферии мышления. А вот гамак, в котором я возлежу, как в райском облаке, просто-напросто страх выключил. Настроение куда-то двигаться сразу пропало. Интересно, как тут выходит с «нотой»? Изменяю ли я сейчас себе? Хм…

Не думаю. Просто провалился в промежуток между двумя активными точками бытия, растянув его на внятный по времени отрезок, где меня наглухо опутало шлейфами ярких воспоминаний – преимущественно детских.

К примеру, лет в девять хотел похвастаться Ритке акробатическими этюдами, а она не смотрела, уткнувшись в планшет. А когда я просёк этот манёвр и попытался обидеться, потащила к себе пробовать сотворённый вручную яблочный пирог, увидев который Тихорецкий взял нож и начал выступать с рассуждениями о трисекции угла, в конце концов утомив даже меня.

Так что… каждый из нас действительно «держит ноту». Причём чем дальше, тем сознательнее и самоироничнее. Мы как будто условились о ролях в постановке и не отступаем от образов, чтобы не испортить спектакль.

Я, например, – контрол-фрик, раздираемый импульсивными хулиганскими порывами…

– Кхм, Ваня… прости, но я… несколько минут назад отключил влияние гамака.

А он – беспринципная сволочь, наделённая безграничным терпением.

Нажимаю двумя пальцами на переносицу, будто активируя дополнительный ресурс, а потом одним движением выпрыгиваю из горизонтального положения на пол. Не ожидавший такой энергии Том переступает назад.

– Осторожнее, у нас здесь бывают неполадки с гравитацией.

– Веди к нему, – принимаю героическую позу: руки в боки, нос кверху. – Счас я этой коробке с мультиками трансляцию отдебажу!

В ответ – ничего, кроме подрагивания подбородка с микроскопической амплитудой. Вряд ли он собирается заплакать, значит, причина – зачаток противоположной эмоции. Но её он так и не показывает, махнув в сторону одного из выходов и деловито устремившись вперёд.

***

Перед входом в ангар Том оборачивается, открывает люк и кивает в ответ на мой пристальный взгляд: дальше он идти не собирается.

Освещение становится ярче по мере продвижения к кораблю. Наш надоевший знакомец стоит рядом со сплющенной формы звездолётом, похожим на тулисианский, будто собирается позировать для рекламы. Дополняют картину гладкие стены ангара, подсвеченные фрагментарно, как в подземном переходе, оснащённом газовыми, что ли, фонарями, или какие они там были… Ничего так, стильная получилась бы визуальная история, учитывая нашу моду на образы из XX века.

Машу́ ему издалека и громко спрашиваю:

– Эй, привет! И почему всё-таки Магритт?

– Вы хотите увидеть смысл? – не меняя позы, наставляет «лицо» прямо на меня.

– Нет. Я спрашиваю, почему Магритт.

– Идентичность… – неожиданно произносит мой собеседник. Только с полусекундной задержкой понимаю, что получил ответ на прямой вопрос. – Вы хотите принять информацию?

Движется вперёд в полной тишине и застывает в полутора метрах от меня, будто вытянувшись и распрямив спину.

– Нет. Познакомиться с тобой хочу.

– Вы желаете знать?

– Да, – сдаюсь я, вытянув вперёд обе руки ладонями вверх – какой-то первобытный жест, но не могу придумать, как ещё заставить самого себя настроиться на выбранный план – не сопротивляться. До последних событий я и не подозревал: «не сопротивляться» бывает только двух видов – почти невозможно и… ничего не стоит. Сейчас первый случай.

Я в мирабилианском аэрокаре. На Земле. Небо над Васильевским островом, только нереально бешеный трафик. Готов поклясться, что автоматическая система контроля за перемещениями вышла из строя, и никак не могу поручиться, что удерживающее от столкновений силовое поле всё ещё функционирует.