Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников

— То после битвы было, — возражал Иван. — Кони приморены, люди уставшие. Не след ему было пускаться в погоню. У ляхов, поди, и кони заводные были, чтоб удирать сподручней.

— Может и так, да не след Мишке так заноситься после победы-то, — зашёл с другой стороны Дмитрий. — Медлит он, стоит под Займищем, шлёт сюда слёзницы, просит людей да припасу. А у нас вор в Калуге сидит, да казаками обрастает, силу набирает, пока Мишка мешкается.

— Вот и надо ему послать людей, да припасу, чтобы поскорее выступал к Смоленску, бить Жигимонта, — настаивал Иван. — Он желает, чтоб я к нему воеводой поехал с тем подкреплением, так и славно. Я с ним не во вражде, как ты, Димитрий, авось, при мне-то он и раскроется, ежели и правда враг он нам.

— Не верю я, что Миша враг, — неожиданно проговорил царь Василий. — Вся Москва была его после того, как он молитвами патриаршими от смерти спасся. Захоти он, и мог бы как я в последний день Гришки-самозванца войти в Кремль, да скинуть меня с престола. А тебя, брат, в подвал, а то и сразу на плаху отправить.

— Хитёр он да ловок… — начал было Дмитрий, но царь остановил его жестом.

— Довольно хулить его, Димитрий, — отрезал Василий. — В злобе своей на него ты обо всём позабыл. Быть может, тебе в Суздаль, в вотчину нашу отправиться, отдохнуть там.

Это была весьма жестокая шутка, потому что из Суздаля лишь недавно ушёл воровской воевода Александр Лисовский, и как доносили оттуда, в городе осталось целыми лишь семьдесят восемь дворов. Отправляться в разорённую вотчину, куда в любой момент могли нагрянуть ляхи, литвины или сторонники засевшего в Калуге самозванца, у князя Дмитрия не было ни малейшего желания. Это была бы даже не опала, а изощрённая казнь, напоминавшая о временах правления недоброй памяти Грозного царя.

— Бери стрельцов три приказа, — велел царь брату Ивану, — да припаса огненного побольше к пушкам и пищалям. И про съестной не забудь. Снаряжай большой обоз в Царёво Займище. Да наказ мой передай Мише, чтобы выступал на Жигимонта со всей поспешностью, как только подкрепление твоё получит.

— А мне при нём остаться или сдав людей да припас к тебе возвращаться? — спросил Иван.

— Оставайся при Мише, — кивнул ему царь. — Прав ты, Ваня, на тебя он зла не держит. И ежели есть у него что дурное на душе, так может и поверит тебе, а ты мне донесёшь.

— Клянусь в том, государь, — заверил брата князь Иван, — и крепкую клятву свою не нарушу. На том и крест целую.

На то царь Василий его благословил, а брат их Дмитрий только зубами скрипел, чувствую, как власть и влияние на старшего брата утекает у него, как вода сквозь пальцы. Да только скоро на Москве ни Мишки-выскочки, ни Ивашки-Пуговки не останется, вот тогда царёвы уши снова будут в полном его, Дмитрия, распоряжении.

* * *

Прибытие обоза войско встретило так, словно все в нём увидели родственника, которого давно считали покойным, а он возьми да и постучись в дверь по утру. Конечно, я и Делагарди с воеводами и старшими офицерами наёмников знали о том, что подкрепление придёт, однако до поры эту весть держали в тайне. Не стоит об этом болтать лишний раз, мало ли что может по дороге произойти. Я слишком хорошо помнил налёт лисовчиков, атаковавших нас ещё до Можайска, хотя там их быть вроде никак не должно. Да и отсюда новость могла раньше уйти к Жигимонту, отчего-то я был уверен, что у польского короля есть наушники в Царёвом Займище. Мы тут торчим уже достаточно долго, и через городок за это время прошло очень много людей, а солдаты нового строя, стрельцы и наёмники, конечно же, не умели держать языки за зубами и выбалтывали в местных кабаках все новости, какие только узнавали.

Кабаков, кстати, для такого невеликого городка, а то и большой деревни, каким было Царёво Займище, здесь оказалось как-то очень уж много. Их открывали все кому ни лень, прямо в заброшенных домах, которые не успел никто занять или купеческих лабазах, стоявших пустыми по военному да и вообще смутному времени. Как только войско уйдёт, закроются почти все, останется, наверное, лишь один — больше местным и не надо. Да и ходить туда почти что некому.

Очень уж многие из местных жителей предпочли пойти в солдаты нового строя, а то и посошную рать, ведь это освобождало из крепости, давало шанс на свободу, несмотря на цену, которую приходится платить своим потом и кровью. Конечно, если у тебя есть семья и какое-никакого хозяйство, то вот так всё бросить и уйти в солдаты мало кто решался, но осада разорила слишком многих жителей Царёва Займища. У них не то что хозяйства не осталось, даже прокормиться многим было нечем. Вот и шли в войско, тут хотя бы кормят, а уж работа не тяжелей, чем в поле.

Вёл обоз ехавший верхом князь Иван Шуйский, прозванный Пуговка. В отличие от брата Дмитрия, самый младший из моих дальних дядьёв предпочитал седло возку. Он ловко спрыгнул с коня передо мной и сделал широкий жест, указывая тянущиеся по дороги телеги и колонны стрельцов.

— Принимай, воевода, от царя подкрепление, — сказал он, широкой улыбаясь. — Три полных приказа московских стрельцов, да обоз с припасом огненным да провиантом для людей и фуражом для коней.

— Благодарность моя царю от всего сердца, — заверил я Ивана. — Идём же ко мне в дом, надо переговорить нам.

Я занимал лучший дом во всём Царёвом Займище, он принадлежал, конечно же, старосте. Да тот умер ещё под самый конец осады, не молод был, и пускай пайку получал солдатскую, но и этого оказалось мало для поддержания сил. Супруга его померла давно, дети выросли, однако пока избу занимали воеводы никто из них и не думал предъявлять своим права на отцово наследство.

— Славно ты тут устроился, Михаил, — усмехнулся князь Иван, усаживаясь за стол. Там уже стояла снедь да квас и пиво. — Прямо врастаешь тут в землю уже.

— Скоро двинемся мы к Смоленску, — заявил я, принимая его упрёк. — Довольно у меня теперь и людей нового строя, и пик для них, чтобы было чем удивить Жигимонта с его ляхами. А вот кое-чего всё же недостаёт.

— Помилосердствуй, Михаил, я же три полных приказа московских стрельцов привёл, — всплеснул руками князь Иван. — Кого