Хозяин антимагии #6 - Миф Базаров

Давило осознание цены.

Я вглядывался в хаос за пределами купола, пытаясь сориентироваться.

Вверх?

Слишком далеко, и там всё рушится. Надо вбок, к внешней стене, к тому месту, где мы вошли.

— Держитесь! — крикнул я Софье и Мирославе, протягивая им кошель с макрами для подзарядки. — Ещё немного!

Когда очередной мощный толчок потряс защитную сферу, понял, что ждать больше нельзя. Опустился на колени и упёр ладони в липкий, пульсирующий пол. Я понимал структуру, напряжение, точки приложения силы.

Представил трещину. Линию наименьшего сопротивления в хаотичной структуре биокерамики. И вложил в эту мысль всю свою волю и силу магии.

Пол дрогнул под ногами и разошёлся. Не в пропасть, а в узкий, косо уходящий вверх туннель, словно гигантская кротовая нора. Стены его были неровными, обсыпающимися, но они держались.

— Вперёд! — скомандовал я, одной рукой придерживая Фердинанда на спине Сереброкрыла, второй — обессилившую Мирославу. Софья помогла Ольге и Соне передвигать раненую виверну.

Мы выползли на развалины разрушившейся цитадели.

Передо мной была картина конца здешней цивилизации.

Центральная башня разрушена. От могучего мегаполиса остались дымящиеся искорёженные остовы, из которых ещё вырывались последние вспышки цепной реакции от взрывов. Воздух звенел от высокочастотного стрёкота: это кричали муравьиды.

Но это был не боевой клич.

Это был хаос, апокалипсис единого разума.

Без центрального командного узла, без телепатической воли матки цивилизация муравьидов рассыпалась.

Я наблюдал, как два отряда солдат, вместо того чтобы атаковать нас, набросились друг на друга, в слепой ярости разрывая союзников в клочья. Рабочие особи бесцельно бродили по обломкам, натыкаясь на стены и падая в пропасти. Некоторые, словно лишившись последнего смысла, просто замирали на месте и начинали методично отгрызать себе конечности или разбивать головы о камни.

Исчезла координация, исчезла цель. Осталась лишь биологическая машина, чьи шестерёнки, лишившись управляющего импульса, молотили вхолостую, перемалывая сами себя.

Это было жутко.

Я уничтожил не просто чудовище.

Я стёр с лица этого мира целый социум, пусть и чужой, враждебный, но невероятно сложный и совершенный.

Геноцид как тактическая необходимость.

Мысль легла на душу тяжёлым камнем.

— Кирилл! — голос Ольги вывел меня из оцепенения. Она указывала в сторону.

Сквозь дым и хаос, с края острова-плато к нам пробивалась группа людей. Они шли, отбиваясь от обезумевших, но неорганизованных муравьидов.

Маги огня и земли создавали перед ними очищающие смерчи и барьеры. Это были выжившие с «Гордости». Они уцелели.

А с другой стороны из-за клубов дыма выполз израненный, но всё ещё живой дирижабль. «Морось». Его борта были исщерблены, несколько баллонов дымились, но орудия на палубе строчили без остановки, поливая свинцом скопления тварей внизу и создавая для нас зону безопасности.

Мотя сидел у меня на плече и тихонько попискивал, одно его огромное ухо было порвано. Вдруг пушистик оживился. Он начал яростно пищать, а затем спрыгнул на груду обломков неподалёку, явно привлекая внимание.

— Там… — прошептал я. Мы с Ольгой бросились к указанному месту. Соня, оставив Фердинанда на попечение Милы, последовала за нами.

Под тяжёлым обломком, в небольшой полости, обгоревший, покрытый копотью и кровью, но живой лежал Виталий Кучумов. Его огненная завеса не только удержала проход, она создала вокруг него импровизированную печь, в которой сгорели десятки тварей, а стены сплавились в надёжный кокон. Он чудом уцелел, защищённый собственным, угасшим в конце концов, щитом. Виталий был без сознания, дыхание поверхностное, но пульс прощупывался.

Соня тут же опустилась к огневику, и её руки засветились, оказывая помощь.

Я стоял на вершине руин. «Морось» медленно пришвартовалась к уцелевшему выступу рядом, спустила трап. С её борта уже бежали медики с носилками. Выжившие с «Гордости», ведомые капитаном Пилютовым, подошли к нам.

Павлова мы не нашли.

Фердинанда и Кучумова осторожно перенесли на борт. Мирослава не отходила от Цеппелина ни на шаг, её пальцы крепко сжимали его безвольную руку. Софья, окончательно вымотанная, сидела на камне, уставившись в пустоту. Ольга помогала раненым вивернам, шепча им что-то успокаивающее. Сереброкрыл, величественный и мрачный, стоял поодаль, охраняя наш жалкий лагерь. Его стая уменьшилась на две трети.

Я обошёл периметр, механически отдавая распоряжения.

Внутри была пустота.

Пустота и лёд.

Когда всё было закончено, я отступил к краю обрыва, глядя на дымящиеся, шевелящиеся в агонии руины чужой цивилизации. В кармане моей куртки что-то щёлкнуло.

Медленно вытащил серебряные часы. Крышка была помята, стекло в паутине трещин.

Стрелки — часовая, минутная, секундная — бешено вращались, словно сошли с ума. Они метались по циферблату, не находя точки приложения. Потом их бег стал замедляться. Они дёргались, вздрагивали… и наконец замерли. Все три. Просто остановились. Они больше никуда не указывали.

Я оглянулся: муравьиды, все те, что ещё минуту назад копошились в руинах, замерли, а потом повалились на землю замертво.

Матки больше не было, и им незачем дальше жить.

Эпицентр антимагии исчез. Угроза, висевшая над мирами, устранена.

Победа.

Я захлопнул крышку. Звук был звонким, финальным.

Победа пахла пеплом, кровью и горелой хитиновой бронёй. Она стоила жизни моему верному вассалу Павлову, шестидесяти магам, двум третям виверн, а ещё части души Мирославе, рассудка Софье, физического и ментального здоровья всем нам.

Я поднял голову.

Надо мной висело голубое небо восьмого кольца, не было ни солнца, ни туч. Только синева.

Я сделал это.

Мы сделали это.

Мы спасли колонии, свои дома.

Почему же тогда хотелось не кричать от триумфа, а просто сесть здесь, на этих чужих руинах, и молчать?

Молчать, слушая потрескивание огня где-то в развалинах и тихие всхлипывания подруги, провожающей в лазарет любимую сестру.

Пиррова победа.

Единственно возможная.

И от этого она была невыносимой.

Я сунул остановившиеся часы обратно в карман.

Сейчас они мне не нужны. Но, возможно, в будущем ещё пригодятся.

Время этой колонии муравьидов кончилось. Наше — продолжалось. С тяжёлым грузом, с ранами, с долгом перед павшими. Но продолжалось.

«Морось» дала протяжный хриплый гудок.

Пора было отправляться в обратный путь.

Домой. Где предстояло отчитаться, похоронить героев и жить с этим дальше.

Я кинул последний взгляд на апокалипсис, который мы тут сотворили, развернулся и медленно пошёл к трапу.

Я уносил с собой холод восьмого кольца и тикающий в памяти счётчик цены, которую пришлось заплатить за будущее империи.

Эпилог

Тихий гул довольных голосов, смех, переливы струнного квартета — все эти звуки сплетались в тёплую симфонию, которая заполняла бальный зал моей усадьбы. В воздухе витали ароматы ненавязчивого парфюма, закусок и вкуснейшего яблочного штруделя.

Я стоял в дверях зимнего сада, прислонившись к