"Фантастика 2025-123". Компиляция. Книги 1-32 - Александр Сергеевич Конторович

встрече я и не подозревал, насколько важным окажется для меня это знакомство. Йостур знал о дворе Салазани все, и впоследствии стал для меня важнейшим источником сведений о событиях, которым я не был непосредственным свидетелем. Благодаря ему, мне многое удалось адекватно истолковать и связать воедино. Без его помощи моя Огненная книга не была бы полна, да и сам я вряд ли разобрался бы в местных интригах. Именно ему я обязан историей фаворитства Удылгуба и описанием характера и привычек Салазани, позволившим мне более или менее достоверно реконструировать сцены, при которых я не присутствовал, и очевидцы которых не сочли нужным посвящать меня в подробности. Также он помог мне прояснить родственные связи самой Салазани.

По-моему, он обрадовался предлогу бросить метлу и повел нас по изгибистым пустынным коридорам, стены которых были сделаны из полупрозрачного перламутрового льда и по форме повторяли спиральную структуру самого дворца. Здесь было тепло — вот что странно! И свет — рассеянный, мягкий, белый — совсем не походил на свет факелов, свечей или масляных ламп. Казалось, он сочился сквозь стены, а за стенами двигались неясные тени, слышался переливчатый смех, звенели бокалы и звучали обрывки вальсов Штрауса, ноктюрнов Дебюсси и фантазий Чюрлениса. Коридоры же оставались на редкость безлюдны, и когда я спросил Йостура о причине, тот охотно ответил, что по прихоти Салазани большинство ее слуг невидимы. Бытовая суета и толчея раздражали Королеву, обладавшую общепризнанным художественным вкусом, и теперь я с большим вниманием относился к внезапно обдававшим меня порывам воздуха — знакам того, что кто-то только что пронесся мимо.

Йостур ввел нас в комнату для гостей, принял плащи и повесил их в шкаф, зажег свет в ванной, распахнул дверцы гардероба и исчез, сказав только, что бал начнется через шесть часов, и что поужинать мы можем либо в банкетном зале, где обслуживали всех проголодавшихся, либо прямо в комнате, заказав слуге все, что нам только ни заблагорассудится.

Поскольку Звенигор сразу свалился в огромное кресло, покрытое шкурой полярного медведя, и не подавал признаков жизни, я сделал заказ на обоих. Я сознавал, что до бала мы вряд ли покинем наше временное пристанище, не говоря уже о том, чтобы искать в недрах этой причудливой раковины банкетный зал, как бы велик он ни был. Нам и в самом деле требовался отдых, и покамест хотелось избежать груза новых впечатлений и приберечь силы для самого Бала. Поэтому я, распорядившись насчет ужина, отправился в ванную, и Звенигору пришлось долго ждать своей очереди.

Выбрался я оттуда уже человеком, уступил место слегка очухавшемуся саламандру, и в ожидании ужина забрался в гардероб, решив в полной мере воспользоваться гостеприимством хозяйки.

Будучи сыном своей матери, я довольно сносно разбираюсь в цветах и фасонах. Будучи также личностью весьма невзрачной на вид, я также сознаю, что из всей существующей в мире палитры мне более всего идет коричневое. Поэтому я облачился в бежевую шелковую сорочку со скромными кружевами и короткие брюки коричневого цвета из легкой шерсти. Поверх сорочки я накинул камзол, отделанный витыми шнурами цвета мокко и составлявший с брюками пару. Мой наряд довершили бежевые чулки и темные бальные туфли на квадратных каблуках, с кожаными пряжками. Надо сказать, я был очень доволен собой, а потом, когда дверь распахнулась и к нам пожаловал сервировочный столик, полный накрытых металлическими колпаками блюд, весь прочий мир также заслужил мое доброе расположение.

Пока невидимый официант накрывал на стол, я сидел в кресле и ждал Звенигора. Наконец слуга испарился, а саламандр соизволил выбраться из ванной, вместе с собою впустив в комнату целое облако влажного пара. Опять баловался крутым кипятком. Он усмехнулся, увидев, как я тут почистил перышки, и уселся к столу прямо в банном халате. Снимая крышки по одной, я ознакомил его со своим выбором.

В основном, за исключением гарниров, фруктов и вин, это были продукты моря. Салат из креветок, форель, запеченная со спаржей и ананасами, мидии и охлажденное сухое белое вино. Гроздь сладкого винограда и дыня канталуп на десерт. Королева не ограничивалась местными поставками. Впрочем, ее изумительному вину Звенигор явно предпочитал очень горячий кофе без сахара, да и вообще на всю эту роскошь он поглядывал недружелюбно. Я грешным делом заподозрил, что это он от зависти. Было что сравнить с дорогими его сердцу вулканическими пещерами. По-моему, это сравнение его ожесточило, и я все подставлял ему разные деликатесы, пытаясь привести друга в лучшее расположение духа. Что касается лично меня, я очень люблю изысканно и вкусно поесть.

Но настоящую битву мне пришлось выдержать, когда я попытался заставить его принарядиться. Максимум, на что соглашался этот невежда — почистить свои тяжелые походные сапоги, растоптанные в долгой дороге и не имевшие уже никакого вида. Я привел ему все аргументы, начиная с того, что мы находимся в гостях, и было бы непристойно и неуважительно к хозяйке нарушать установленные ею правила, и заканчивая тем, что мне неловко будет стоять с ним рядом. Когда его боевые порядки были изрядно поколеблены, я нанес сокрушительный удар и полностью разгромил его оборону, заявив, что если он не будет наряжен и причесан со всем старанием, то сразу бросится в глаза среди самой шумной и пестрой толпы, а это — последнее дело для того, кто до поры до времени желает хранить инкогнито. И он сдался.

Пока я в полном изнеможении наслаждался плодами своей победы, мой привередливый друг перерыл предоставленное нам на выбор барахло и остановился на брюках и шнурованном камзоле из черного бархата, самых простых и скромных, лишь вдоль проймы и швов тронутых ниточкой золотого шитья. К камзолу он подобрал черную же шелковую сорочку без кружев, с отложным воротничком и высокими манжетами, плотно охватывающими руку от запястья до локтя и застегивающимися на целый ряд этаких крохотных обтяжных пуговичек. Ко всему этому полагались еще щегольские, на мой взгляд, коротенькие сапожки из черной замши. Когда мой застенчивый друг завершил ритуал переодевания, затянув на талии широкий пояс с подозрительно желтой пряжкой — единственной драгоценностью этого наряда, и небрежно махнул гребнем по своим золотым кудрям, кажется, на протяжении всей процедуры ни разу не взглянув в зеркало, я понял, в чем тут соль, и тоскливо вздохнул.

Ах, друг мой, ты заслуживаешь описания влюбленной женщиной, а не моего ехидного пера! Гардероб предоставлял на выбор множество костюмов, отделанных галуном, кружевами, драгоценностями, золотым и серебряным шитьем… И только этот, выхваченный почти наугад, выбранный за кажущуюся скромность, графический и