Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

Судья скривил губы.

— Слишком много фремени прошло, чтобы уфидеть реальную картину. Но я и так узнаю, что здесь произошло.

Я ничем не рисковал, предлагая залезть мне в голову. Во время войны в Пруссии я слышал много интересного от офицеров. В том числе и некоторые подробности работы Судей: они хорошо читают по горячим следам. А стоит пройти паре дней, и разобраться в воспоминаниях могут только владельцы сильных Талантов. Шарцберг, к счастью, был более чем средним магом.

— Это были фаши люди? — Шарцберг повернулся к ведьме.

— Увы, да, — старуха Еропкина сделала печальное лицо. — В нашей семье, Михаил Карлович, случилось настоящее несчастье. Глава рода Гаврила Акакиевич, земля ему пухом, месяц назад помешался.

— Шта?!

Лицо Судьи приняло удивлённо-глупое выражение.

— Вы себе не представляете, как мне печально говорить об этом. От перенапряжения, полагаю, — дела семьи легли на его неопытные плечи, вот и не выдержал, бедняга. В таком сумасшедшем состоянии он заблудился с отрядом опричников и принял Злобино за усадьбу Золотарёвых. Вы же знаете, какие у нас с ними отношения, а он был в помрачённом сознании. — Старая ведьма вытащила платочек и промокнула глаза. — В результате произошло это досадное недоразумение.

— Недоразумение?! Это есть не недоразумение. Это есть самый глупый ферсия, что я слышать за свой служба!

— Увы, Михаил Карлович, но жизнь временами неожиданней любых выдумок.

— Фы думать, я поферю ф этот сказка?

— Какие сказки, Михаил Карлович? — вмешался я в разговор. — На меня напали, и я вынужден был защищаться. Разве это нарушение Уложений? А Гаврила Акакиевич, к моему большому сожалению, мёртв, и с ним ничего сделать уже нельзя.

Шарцберг обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом. Я сидел с каменным выражением лица, а Еропкина изображала глубокую скорбь и смотрела куда угодно, только не на Судью.

— У фас, Константин Платонофич, есть претензии к роду Еропкиных?

— Нет, Михаил Карлович. Я глубоко опечален случившимся и выражаю Калисте Михайловне моё искреннее сочувствие.

— А у фас, — Шарцберг обратился к молодому Еропкину, — есть претензии к Урусову?

— Нет, — вместо юноши проскрипела старая ведьма, — ни единой. И я попросила бы вас, Михаил Карлович, не выносить на всеобщее обозрение горе нашей семьи. Сами понимаете, помешательство главы рода плохо отразится на репутации. Начнутся пересуды…

— Перестаньте, Калиста Михайлофна, — Шарцберг нервно дёрнул головой, — не думаете ли фы, что я фоспринял ф серьез фаши россказни?

— Вы обвиняете меня во лжи?

Старая ведьма прищурилась и с гневом вперилась в Судью. Эфир вздрогнул от призванного Еропкиной Таланта, и по комнате пронёсся холодный сквозняк.

— Нет, — Шарцберг насупился, но вызов принимать не стал. — У меня нет обфинений ни к кому из присутствующих. Но я настоятельно рекомендую больше не устраивать фойну на моей территории. Или кое-кто может поехать любофаться фаш знаменитый Сибирь. А теперь я фынужден откланяться.

— Михаил Карлович, — княгиня порывисто встала, подошла к Судье и проворковала со всей возможной любезностью, — а как же отобедать с нами? У нас сегодня замечательная осетрина. Наисвежайшая! Не откажите, попробуйте хотя бы кусочек.

Михаил Карлович немного повредничал для приличия, но согласился. Во время обеда Марья Алексевна тихонько шепнула мне:

— В таких случаях положено преподнести подарок.

— Шарцбергу?

— Конечно. Он же ездил, потратил время, да и копать глубоко не стал. Надобно отблагодарить.

— Это взятка, что ли?

— Костя, ты меня удивляешь. Обычное дело, когда Судье оплачивают понесённые расходы и беспокойство. А то в следующий раз он может и не приехать.

Я вздохнул: ну да, совсем забыл, что чиновники «кормятся» не только скромным жалованьем.

— Сколько?

— Рублей сто будет достаточно.

Впрочем, когда я вручил Шарцбергу кошелёк с серебром, он заметно повеселел и даже пошутил, что «наш случай фесьма забафный». И расстались мы с ним вполне на дружеской ноте.

Следом за Судьёй засобиралась домой и старуха Еропкина. Как и положено хорошему хозяину, я вышел проводить её до кареты, и у нас состоялся краткий разговор.

— Покойников завтра людей пришлю забрать, — она поморщилась. — А на опричников можешь осенью рассчитывать. Порядок надо навести, людей проверить.

— Понимаю, Калиста Михайловна, и не тороплю.

— Но ежели, — ведьма прищурила левый глаз, — прибыльные дела будут, могу своих внучков прислать. Споможем, чем сможем, за долю малую.

Толстый намёк на готовность поучаствовать в грабеже старуха озвучила, будто предложила съездить в церковь к заутрене. Я кивнул и внутренне расхохотался. Бандиты, хоть и дворянские, бандиты и есть, ничем не выведешь натуру. Но у меня были на Еропкиных несколько другие планы, и пора было их направить по нужному мне пути.

— Калиста Михайловна, я всё хотел спросить. Вы знаете, что Гавриле помог встать во главе вашего рода Пётр Мамонов? Старший опричник князя Голицына.

Старуха мигом подобралась и с подозрением уставилась на меня.

— Есть доказательства или только домыслы?

По глазам было видно: ведьма сразу же начала подозревать меня, что я хочу стравить их с князем, давним покровителем семьи.

— Доказательств у меня нет, Калиста Михайловна, но сведения из верного источника. Впрочем, я не прошу вас верить мне на слово и только хотел предупредить. Слишком много в этой истории кажется подозрительным и неслучайным. Если вам станет известно что-то важное и вы поделитесь со мной, я буду крайне признателен.

— Посмотрим, — буркнула она и с кряхтением полезла в карету, отказавшись от помощи.

Мне оставалось помахать ей вслед платочком и заняться своими делами.

* * *

Экзамен моим девицам пришлось отложить: Александра простыла и потеряла голос. Хоть она и рвалась отвечать, но слушать вместо ответов сдавленное сипение было решительно невозможно. Я дал им ещё неделю на подготовку и занялся своими делами.

Усадьба превратилась в одну большую стройку. Кузнец привёл несколько артелей каменщиков с плотниками, и с раннего утра до самых сумерек вокруг особняка стоял шум: скрипели пилы, стучали молотки и слышалась ругань. Возводились стены разрушенных построек, поднимались стропила и клались крыши.

Через три дня в гости заглянул Добрятников и принёс замечательную новость: Троекуров бросил поместье, даже не назначив управляющего, и уехал за границу. Вроде как на воды, для поправки пошатнувшегося здоровья от вредного российского климата. Я посмеялся и тут же отправил Кижа с Лаврентием Палычем проинспектировать деревни, что Троекуров захватывал. А сам взял папку с бумагами и отправился к Марье Алексевне.

— Похоже на правду, — кивнула она, просмотрев документы, — очень «горячие» тут письма. Ежели о них станет известно, многим людям доставит неприятности. Боюсь даже спрашивать, Костя, что ты с ними делать хочешь.

— Уж точно не публиковать. Я хотел попросить вас, Марья Алексевна, чтобы вы