Лучшие рассказы - Нил Гейман

I

Меня называют Ктулху. Великий Ктулху. Все произносят мое имя неправильно.

Ты записываешь? Каждое слово? Хорошо. Так, с чего бы начать… Ну что ж. Начну с начала. Пиши, Уотли.

Я был зачат бессчетное количество эонов назад в темной мгле Кххаа’йнгаиих (нет, я не знаю, как это пишется; пиши, как слышится) безымянными родителями, жуткими, как ночной кошмар, под серповидной луной. Конечно, речь не о луне этой планеты! Я говорю о настоящей луне. Иногда она занимала полнеба. Когда она восходила, было видно, как алая кровь струится по ее опухшему лику, заставляя его краснеть. В зените луна заливала болота и башни мертвенным багровым светом.

То были дни!

Точнее, ночи. В моих родных краях существовало подобие солнца. Но уже тогда оно было слишком старым. Помню, в ту ночь, когда оно наконец взорвалось, мы все выползли на берег, чтобы насладиться зрелищем. Но я забегаю вперед.

Я не знал своих родителей.

Мать съела отца, как только он оплодотворил ее. А я, появившись на свет, сожрал мать. Так уж вышло, что это мое первое воспоминание. Извиваясь, я выбираюсь из материнской утробы; мои щупальца до сих пор хранят вкус ее плоти – чем-то напоминает дичь.

Не смотри на меня так, Уотли. Вы, люди, не менее отвратительны.

Да, кстати, шоггота покормили? Кажется, он что-то бормочет.

Первые тысячелетия своей жизни я провел в болотах. Разумеется, без особого удовольствия. Цветом я тогда напоминал молодую форель; в длину достигал четырех-пяти ваших футов. Мое основное занятие состояло в том, чтобы подкрадываться и поглощать. И следить, чтобы никто не застал врасплох и не проглотил меня.

Так прошла моя юность.

А потом в один прекрасный день – кажется, это был вторник – я понял, что в жизни есть не только еда. (Секс? Конечно, нет! Этой стадии я достигну только после следующей спячки; к тому времени ваша жалкая планета давно остынет.) В тот вторник дядя Хастур проскользнул в мою часть болота с плотно сжатыми челюстями.

Это означало, что он не собирается мной пообедать. И мы можем поговорить.

Что за идиотский вопрос! Не ожидал такого даже от тебя, Уотли. Я ведь общаюсь с тобой, не прибегая к помощи своих ртов, не так ли? Ну вот. Еще раз сморозишь такую глупость, и я найду кого-нибудь другого для записи своих воспоминаний. А ты пойдешь кормить шоггота.

– Мы хотим прогуляться, – сказал дядя Хастур. – Может, присоединишься?

– «Мы»? Кто это – «мы»?

– Я, Азатот, Йог-Сотот, Ньярлатотеп, Цатоггуа, Йа! Шуб-Ниггурат, молодой Йуггот и еще кое-кто. (Это очень вольный перевод, Уотли, ты же понимаешь… Большинство из них были бес-, дву- или трехполыми. А старая Йа! Шуб-Ниггурат, говорят, наплодила не меньше тысячи отпрысков. Эта ветвь нашей семьи всегда отличалась склонностью к излишествам.) Мы собираемся на прогулку, – повторил дядя. – Составишь нам компанию?

Я помедлил с ответом. По правде говоря, я недолюбливал своих родственников. К тому же сильное пространственное искажение мешало их как следует рассмотреть. Обычно силуэты расплывались по краям. А у некоторых – например, у Сабаота – краев было слишком много.

Но я был молод и жаждал приключений! «В жизни должно быть что-то еще!» – восклицал я, пока вокруг сгущалось восхитительное зловоние болот, а над головой ухали и скрежетали нгау-нгау и зитадоры. Как ты уже догадался, я согласился, и мы с дядей поползли к месту встречи.

Всю следующую луну мы обсуждали, куда отправимся. Азатот рвался на далекий Шаггай. Ньярлатотеп зациклился на Неописуемом месте (понятия не имею почему! Когда я был там в последний раз, все было закрыто). Мне было все равно, Уотли. В любом сыром и немного странном месте я чувствовал себя как дома. Последнее слово, как всегда, осталось за Йог-Сототом. Поэтому мы и очутились в этой вселенной.

Ты ведь знаком с Йог-Сототом, мой маленький двуногий зверек? Я так и думал.

Это он привел нас сюда.

Честно говоря, сначала мне здесь не очень понравилось. Да я и сейчас не в восторге. Если бы знал, какие неприятности нас ждут, ни за что бы сюда не сунулся. Но тогда я был моложе…