Печать Джа - Артем Углов

Я буквально кожей ощутил бурю эмоций, охватившую Яруша. Он и боялся, и желал краешком глаза взглянуть на запретную вещицу, овеянную мифами и легендами.

Барон это тоже понял, поэтому загоготал во всю глотку, а отсмеявшись, довольно произнес:

— Не переживай, если глянуть по-быстрому, ничего не случится. Печать проклятия ложиться только на жадных людей: кто глаз от красоты отвести не может, пялясь часами, и кто на богохульство решится, прикоснувшись к священной реликвии голыми руками. Готов?

— Я… я не знаю, — залепетал перепуганный смотровой.

Шорох, а после раздался восхищенный вздох, лучше всяких слов говорящий об увиденном. Как же мне хотелось лицезреть божественное чудо, хотя бы краешком глаза, но увы, одни лишь тени, трепещущие в свете лампы.

От напряжения выступили слезы. И без того мутная картинка подернулась рябью, но я продолжал вглядываться в темноту, надеясь увидеть отблески мистического пламени. И вдруг хлопок! Резкий и громкий, словно некто раздраженный захлопнул крышку ларца. Я дернулся от неожиданности, едва не завалившись на пятую точку, а из-за двери послышался раздраженный голос барона:

— Кому сказано — не трогать!

— Но оно же такое красивое…

— Знаю, потому и предупреждал. Ты что же, жизни надумал лишиться, избрав наихудший из имеющихся способов?

Ярушу было плевать на собственное здоровье. Он словно не слышал сказанных слов, пролепетав заплетающемся языком:

— За одну частичку Печати Джа дают тысячу полновесных крон. Сколько здесь?!

— Здесь-то? Здесь три кило чистого веса. Достаточно, чтобы встретить безбедную старость. И еще детям твоим с внуками достанется.

— А можно еще глянуть, хотя бы разок, — Яруш заговорил быстро и торопливо, словно жаждущий напиться с дороги путник. Но воды так и не получил, ни капли.

Барон, пребывавший до того в благостном расположении духа, вдруг стал злым и раздраженным.

— На сегодня хватит!

— Господин, не смею о многом просить. Всего лишь приоткройте крышечку, на чуть-чуть.

— Пшел вон! Убирайся к шантру, песий сын! — хозяин каюты заорал так, что смолкли, стоявшие на юте матросы.

Устроенный его светлостью шум можно было списать на проявления горячечного бреда. Барон последние дни только и делал, что крепко пил. Блевал и снова пил, а потом выходил на палубу и начинал ругаться со всеми подряд. Особенно доставалось чайкам, облюбовавшим реи и гадившим на снующих внизу людей. Птицы они что — твари глупые, людской родословной не разумеют.

Пьяный барон снова бушевал — кажется, вахтенные, так и решили, поэтому не стали дергаться с проверкой. Я же нырнул в густую тень, сочтя за лучшее удалиться. Не стоит испытывать терпение госпожи удачи, она дама переменчивая, может и наказать.

Без происшествий добравшись до кубрика, свернулся клубком на тюфяке и попытался заснуть — какой там: мысли роились в голове, заставляя вертеться и крутиться. Старая солома колола бока, душа же ликовала и пела: Печать Джа… Печать Джа!!!

Впервые я услышал о божественном артефакте от красномордого лудильщика Батуры. Днем тот ходил по дворам, починяя дырявые сковородки, а вечером спускал заработанное в таверне. Мочил редкую бороденку в крепком ячменном пиве и рассказывал про путешествия, про заморские страны и их странные обычаи. Как они наряжаются, перед кем спину гнут и каким богам молятся. Рассказывал сначала собутыльникам за столом, а потом и пацанве, дежурившей неподалеку.

Потому мы Батуру никогда не трогали. За все время ни одной монетки из карманов не стащили. Ждали, когда тот выйдет из дверей, пройдет до улицы Кирпичников, пошатываясь и пугая припозднившихся встречных матрон. Свернет за угол к пустырю, поросшему чертополохом, и сядет на поваленный ствол, набивать черную от времени трубку.

Мы окружали лудильщика, рассаживаясь по сторонам. Те, кто постарше — рядом, а мелюзга, где придется: на корточках, на траве, прямо на голой земле, посыпанной осколками битых кирпичей.

— Дядька Батур, дядька Батур, расскажи, как Олаф Златокудрый великана победил, — просили одни.

— Лучше про то, как воин сермяжный демона осьмипалого одолел, — требовали другие.

— Про войну Северную давай, про походы, — кричали третьи.

Порою дело доходило до драк и пущенной из носов вьюшки, настолько каждому про свое послушать хотелось. Шумели всем гуртом, но стоило лудильщику открыть рот и пацанва тут же смолкала. Ловила каждое слово и слушала, затаив дыхание: про дракона и отважного рыцаря, про скупого торговца и ловкого скомороха, способного обставить самого хитрого из королей. Каждому мнилось, что это он бьется с хвостатым чудовищем, избавляя жителей деревни от страшной напасти. Не Тишка, и не Ленька-Вторак — конопатый дрищ в штопанной рубахе, а великий воин, в позолоченном шлеме и алом плаще, развивающимся за спиной.

Мне же больше всего нравилось слушать про Новую Землю, открытую двести лет назад. Место, где каждый может стать бароном, а может быть даже и графом, если повезет. Где рыбы и зверья водится в избытке, а золото лежит прямо в горах, дожидаясь своего хозяина.

Однако главным чудом Нового света считались Печати одновременно проклятого и благословенного Джа — могучего нефилима, восставшего против Всеотца, и подарившего людям лучезарные камни. Сына смертной женщины и бога, так и не сумевшего смириться с вопиющей несправедливостью. В то время, как властители небесных чертог пребывали в вечной неге, предаваясь пирам и веселью, люди были вынуждены влачить жалкое существование далеко внизу, на забытой и брошенной всеми земле.

В один из дней Джа прокрался мимо стражей — осьмипалых демонов, с головой льва и телом ящерицы. Сбил замки с небесных складов и озарился свод вспышками, и посыпался на землю благодатный дождь из священных камней. Люди находили их многими сотнями, лежащими прямо на голой земле, и светящимися таинственным пламенем. Самые прозорливые быстро смекнули, что за мощь таится внутри Печатей. Было достаточно одного камня, чтобы осветить улицы целого города, а холодной зимой согреть дворцы и замки.

Наступила великая Эра Благоденствия, когда не было ни голодных, ни бедных, не было войн и конфликтов, а люди жили в миру и достатке, вознося молитвы отважному Джа. Тогда разгневался Всеотец на сына, что похитил камни из небесных чертогов, но больше всего на созданий своих, забывших Творца и ныне возносящих молитвы другому. И тогда затрясло землю, поднялись гигантские волны из пучин морских, а божественный пламень принялся сочиться сквозь земные разломы, заливая жарким огнем города и пашни. Печати же, некогда благословленные, стали приносить болезни и страдания. Проклял Всеотец украденные дары, и всякого, кто отваживался к ним прикоснуться, ждала неминуемая смерть.

Одно у людей было спасение, вновь обратится к Творцу, суровому и карающему.