Млечный Путь, 21 век, No 2(47), 2024 - Наталья Владимировна Резанова

никто никогда не трогал - ни самураи, ни разбойники. Да что там, сам Монгаку, не боявшийся ни богов, ни демонов, ни сегуна, грозился, что если этот бродяга и еретик заявится к нему в монастырь, он самолично изобьет негодяя своим посохом. Но когда Энъи и впрямь забрел в обитель Монгаку - полюбоваться цветением сакуры, зачем же еще, настоятель, бросив на гостя краткий взгляд, принял того чрезвычайно любезно. А когда ученики спросили наставника, почему он не избил еретика, как собирался, тот в ответ рыкнул: "Вы лицо его видели? Да он бы сам меня избил!"

Возможно, праведный Монгаку всего лишь вспомнил, что монах Энъи прежде был славным воином Сато Норикиё, и, вероятно, не забыл боевых искусств, коими настоятель не владел.

Но может быть, он увидел в госте что-то еще?

И теперь господин Исэ тщился понять - что.

Преподобный Энъи вовсе не выглядит человеком, способным в любой миг превратить монашеский посох в оружие. И не потому что он стар. Господин Исэ тоже совсем не молод, хотя и моложе гостя. Монах очень спокоен, возможно, это и напугало буйного Монгаку. Спокойствие ли это человека, познавшего дзен? Или он знает что-то еще? Потому что его по-прежнему окружают слухи, но совсем иные, чем полвека назад. Утверждают, будто ему открывается неведомое, и он встречал такое, что прочие умерли бы от страха. Именно ему явился призрак свергнутого императора Сутоку, ставшего князем тьмы, и проклявшего императорский дом, из-за чего и произошли все последующие смуты и войны. А преподобный Энъи, ничуть не устрашась, урезонивал Сутоку и пытался успокоить его мстительный дух. Он водил дружбу с теми, кто практиковал оммёдо и со странным монахом Мёэ, утверждавшим, что люди созданы из вещества того же, что их сны. И прочее такое, во что здравомыслящий воин ни за что не поверит. И о чем им говорить с преподобным, не о стихах же? Но вот он, сидит напротив, пьет чай, да и от сакэ не отказывается, не зря Монгаку называл его дурным монахом.

Они пьют - немного, маленькими глотками, обмениваются вежливыми фразами, как подобает родственникам, которые ранее не встречались, но наконец сподобились свести знакомство.

- Я слышал, Исэ-доно, что вы вскорости отбываете на север, - произносит монах.

- Да, когда там сойдет снег. Это у нас близится пора цветения вишен, а там еще зима. - Пожалуй, удачно получилось помянуть сакуру, которую так любит гость. - Вы наверняка знаете, преподобный, вы бывали в тех краях.

- Да, я был дружен с покойным господином Хидэхирой. Он ведь был моим родичем, да и вашим тоже по линии Фудзивара. Я живал у него. И он даже убеждал меня остаться в Хираидзуми.

- Отчего ж не остались?

Они ступили на скользкую почву. Хираидзуми, богатейший город севера, а может, и всей страны, после карательного похода сёгуна лежит в дымящихся развалинах. Господину Исэ, получившему часть земель северных Фудзивара, придется обустраиваться на новом месте.

- Я сказал господину Хидэхире, что Хираидзуми не ждет впереди ничего доброго, - отвечает монах. - Было у меня такое предчувствие.

- Так вы и впрямь наделены даром видеть незримое? - прямо спрашивает господин Исэ.

Преподобный отвечает уклончиво.

- Вы о той истории с призраком? Ее сильно приукрасили. Точнее, приустрашили. Я и впрямь посетил гробницу низвергнутого императора. Было бы нечестно забыть о том, кто дарил тебя милостями, будучи у власти, теперь же покоится в заброшенной могиле.

Ну да, Сато Норикиё был стражем Сутоку, когда тот звался императором.

- Но я не об этом пришел говорить с вами, Исэ-доно.

- О чем же?

- Я слышал, вы человек отважный и в то же время рассудительный. Как раз такой, к кому бы я мог обратиться с просьбой.

- Я слушаю вас, преподобный.

- Но прежде, чем я перейду к сути дела, я должен поведать вам, что к нему привело. И это связано - о да, с тайными знаниями и видениями из иных миров. Нет, я не о видении гневного духа. О другом.

Неужто поэт на старости лет подвинулся умом? А ведь с виду не скажешь, глядя на это задумчивое лицо, иссеченное морщинами и задубленное загаром.

Преподобный, видимо, догадался о мыслях хозяина и грустно улыбнулся.

- Возможно, до вас, Исэ-доно, доходили слухи о том, что я видел и чем занимался. Так вот, эти слухи - лишь малая часть того, что происходило на самом деле.

Господин Исэ насторожился, но в то же время то, что старый монах собирался поведать, несомненно привлекало его.

- Прошу вас проявить терпение, Исэ-доно, история займет некоторое время. - Он сделал глоток чаю. - Да, преподобный Монгаку прав - я плохой монах. В молодости я решил посвятить себя Будде. Ради этого я отбросил все земные привязанности, оставил жену и малых детей, которых любил всем сердцем. Но место этих земных страстей немедля заняли другие. Неуемное любопытство охватило мою грешную душу, жажда познания того, что лежит за пределами доступного. Еще в юности я приобрел книги и свитки с некоторыми тайными писаниями. Теперь же я принялся из тщательно изучать.

Когда разразилась смута Хогэн, я жил на горе Коя, и события того бурного года не затронули меня. Но известия о них до меня доходили, и заставили призадуматься. Творимые после подавления жестокости... я понимаю, Исэ-доно, по нынешним временам они кажутся легким ветерком перед грядущий бурей, но тогда это было внове. Потрясенный услышанным, все глубже я задумывался, как бы я мог исправить содеянные злодеяния, применив знания, почерпнутые из свитков. А посвящены они были, ни более, ни менее, как оживлению мертвецов, или созданию живых людей из мертвых тел.

Мой близкий друг и родич, которые вместе со мной принял постриг и разделял мое отшельничество, был против моего замысла, считая его противным учению Будды. Я же не видел в этом ничего дурного. Тогда мой друг покинул гору Коя, и я остался наедине со своими помыслами, и предался размышлениям о том, кого мне стоит оживить.

Среди тех, кто был предан казни тогда, по наущению Синдзэя, был ваш дед по матери, и мой родич Минамото но Тадаёси, и его младшие сыновья. О них подумал я в первую очередь. Но они, хоть и были казнены, все же нашли успокоение в могилах, а нарушать последний покой мертвых - преступно и отвратительно. Вдобавок, будучи похоронены подобающим образом, они наверняка отправились на путь нового рождения, и