Слово и дело - Игорь Черемис

игнорирование начальственных просьбы аукнулось бы быстро – полковник Денисов самодуром не был, но за исполнением своих приказов следил строго. Чепак оказался более либеральным – если в отношении начальника областного управления КГБ допустимо использовать это слово. Так-то он был неплохим руководителем, и только поэтому его фамильярность меня почти не раздражала – всё равно я обращался к нему по имени-отчеству, что ему, кажется, даже льстило. В остальном он поддерживал со мной видимость неких дружеских отношений – общался на «ты», расспрашивал о родных и быте и вообще вёл себя в моём присутствии очень неформально, только что домой не приглашал. Я списывал его поведение на то, что он взял надо мной некое подобие шефства.

Но одной из сторон этого шефства и был «бзик» с пистолетом. Чепак был уверен, что каждый сотрудник КГБ должен носить с собой личное оружие; большинство его подчиненных носило – даже Рита хранила свой ПМ в сейфе и надевала во время выходов, но ей, кажется, это даже нравилось. Правда, я не мог представить, что она будет делать в случае чрезвычайной ситуации – по зимней поре, например, она надевала кобуру под широкое и длинное пальто, из-под которого так просто ничего не извлечь.

Я же демонстративно сопротивлялся. Вернее, на словах я был «за» оружие, уверяя Чепака, что вот-вот спущусь в оружейку и получу полагающийся мне ствол. На деле же я в оружейке был ровно один раз – встал на учет и уточнил у тамошнего сержанта порядок выдачи оружия для тренировок и наличие тира. Тира, кстати, не было, а для сдачи зачетов сотрудники выезжали на полигон Сумского артиллерийского училища – наверное, результаты у всех были аховые.

Чепак про мою забастовку знал прекрасно, и при каждой встрече напоминал, что оружие всё-таки надо получить. Я же делал честные глаза и брал под козырек. Вот как сейчас.

– Нет, пистолет не получил, не видел необходимости, Трофим Павлович. А что-то случилось?

Фамильярность работает в обе стороны. Вопрос, за который полковник Денисов меня бы с дерьмом съел, в данном случае был вполне допустим.

Наверное, я бы предпочел видеть на месте начальника кого-то более сурового, кто держал бы подчиненных в узде. Сам я в меру своих талантов вёл в своём «диссидентском» отделе именно такую политику, но понимал, что меня спасает только малое число подчиненных. Было бы их полтора десятка, да ещё с начальником отдела во главе – я мог бы и не потянуть. Старые навыки возвращались не так быстро, как мне хотелось, а память «моего» Виктора мало чем могла помочь – он никогда никем не командовал, кроме самого себя.

– Пока нет, но скоро случится, – с легкой долей загадочности ответил Чепак. – Получи до обеда, потом нас ждут на банкете в обкоме.

Я вздохнул.

Грехи мои тяжкие...

***

Сегодня был вторник и 7 марта. Завтра, соответственно, всё прогрессивное человечество будет отмечать Международный женский день, но поскольку он несколько лет был в СССР выходным, то все праздничные мероприятия проходили накануне. В том числе и тот банкет в обкоме, про который говорил Чепак. Правда, банкет ожидался после коротенького, часа на три, собрания партийного актива области с передовиками производства и такими же коротенькими речами о повышении чего-то там и углублении всего на свете. К счастью, нам выступать было не нужно, но и простое сидение в зале местного дворца культуры, который принадлежал заводу имени Фрунзе, было тем ещё испытанием.

Под 23 февраля я попал на такое сборище партийных и советских областных кадров, после которого был концерт патриотических песен от местных народных коллективов. В принципе, полезно познакомиться с теми, за кем тебе судьбой назначено послеживать, но слушать в их исполнении даже «Смуглянку» было невыносимо – у хорошего слуха есть свои недостатки. Да и вообще – в конце того трудного дня я с грустью констатировал, что несколько часов своего времени провел на редкость бездарно. Судя по всему, сегодня меня ожидало нечто подобное – хотя, видимо, без концерта.

– Я без формы, Трофим Павлович, – напомнил я.