Хроники новуса - Наталья Викторовна Бутырская

— Дяденька, только это… я кушать очень хочу! — проблеял я. Живот сводило так, что аж мутило. Еще и запахи эти!

— Пальцем о палец еще не ударил, а уже жрать просит! Понабрали лодырей, — проворчал мужик, но взял миску, шлепнул туда шматок холодной каши и сунул мне в руки. — На, ешь. Иначе впрямь помрешь тут. Пусть вчерашняя, но тебе сгодится.

Я б сейчас даже свиные отруби съел, подвывая от радости, так что каша с застывшими жировыми сгустками меня ничуть не испугала. Я смел всё, что было в миске, и уставился на дяденьку жалобными глазами.

— Не наелся? Как бы дурно не стало! Ну, возьми, всё равно выбрасывать.

Я слопал еще две таких миски и чуток угомонился. Голод примолк, задавленный тяжелыми шматками холодной каши.

Наверное, теперь я мог бы удрать из кухни, но не хотел обижать столь доброго дяденьку, потому взялся за работу: в бочке отмыл от присохшей земли мешок репы и мешок моркови, потом почистил гору лука. С непривычки я снимал с луковицы шелуху голыми руками, пока дяденька не отвесил мне подзатыльник и не показал, как это делается при помощи ножа. Впрочем, я не обиделся да толком и не почувствовал этого удара. Рука у дяденька была легкой, не чета Арносу.

— Теперь меленько его нарежь!

— Дяденька, ты покажи как, а я уж подхвачу.

— Прислали невесть кого, даже ножа в руках держать не умеет. Сколько тебя учить придется? Год? Два? А потом сбежишь, как и… Гляди в оба!

Он ловко располовинил луковицу, положил ее срезом вниз, порезал вдоль, потом поперек, и та рассыпалась на небольшие ровные кусочки. Я взял тяжелый нож и попытался повторить за ним, но даже со всей моей силой новуса это оказалось не так уж и легко. Луковица все норовила выскользнуть из пальцев, куски разлетались по всему столу, а нож был настолько острым, что порез я заметил, лишь когда искровянил полстола.

Понемногу на кухню подходили другие помощники, зевали, потягивались и под окрики дяденьки принимались за дело. Кто кипятил воду, кто вытаскивал из закромов мясные туши и начинал их разделывать, кто вынимал караваи из печи и закладывал туда новые. Кухня наполнилась голосами, всяческими запахами, треском горящих дров, перестукиванием ножей и бульканием. Дяденька, судя по всему, тут был главным. Он раздавал всем указания, метался из одного конца в другой, приглядывал за всеми сразу, то бранил кого-то, то хвалил, краем глаза следил за мной, пока я резал тот злосчастный лук.

Я изрядно взмок, не столько от трудов, сколько от печного жара, слезы текли градом от лука. Сколько я уже тут? Не пора ли бежать в оружейную?

Вскоре захлопала дальняя дверь: на кухню гурьбой входили слуги, хватали посуду, раскладывали подготовленную снедь и утаскивали ее куда-то в недры замка. Один из них вдруг уставился на меня с явным испугом. Я кое-как протер глаза рукавом и увидел знакомого паренька, кажись, он был из тех, кто приносил еду в нашу трапезную. Что ж, пожалуй, пора мне тут заканчивать. Я приложил палец ко рту, приказывая тому молчать, и поспешил убраться через ту же дверь, что пришел. Надеюсь, хмурый дяденька не очень разозлится из-за моего побега. Как-никак я ему помог — накромсал целый таз лука.

Взлетев наверх, я быстро натянул гамбезон. Его вчера принесли, пока я был на уроке истинного языка. Да, выглядел он уже не так красиво, как прежде: и цвета поблекли, и заломы появились, но если б я в нем прошелся по своей деревне, то сразил бы всех девок наповал. Только вот луком от меня разило за три мили! Аж в нос шибало! Помыться я уже не успевал, потому лишь обтер руки о старую рубаху и поспешил в оружейную.

Влетел я туда одновременно с братом Арносом. Он на меня даже не взглянул, напомнил всем новусам, что мы приходим сюда не ради похвальбы собственной удалью, а ради укрепления наших тел, потом велел взять палки и дубасить столбы, что есть мочи.

Я рьяно взялся за дело, бил по столбу и так, и эдак, а потом, когда чуток угомонился и поднял глаза повыше, увидал, как брат Арнос сам тренируется с палкой. Встал, расставил ноги и как ударит по воздуху наискось и сверху вниз. Если бы перед ним стоял человек, ему бы изрядно прилетело по плечу. Потом Арнос отшагнул обратно и снова махнул палкой на тот же манер, только медленно. Отступил и ударил так же быстро. Отступил и снова медленно. Хмм, а, может, и мне так попробовать? Чего бить наугад? Брат Арнос ведь неплохо фехтует, у него стоит поучиться.

Я перехватил палку по иному, замахнулся и стукнул по столбу тоже наискось. Только удар вышел слабым, соскользнул, а не врубился. Я попытался повторить его снова — и тоже впустую. Может, там есть какая-то хитрость? Хотя какая тут хитрость? Просто бей сверху вниз и всё, но меня чего-то царапало, будто я недоглядел и недопонял. Снова уставился на брата Арноса. Нет, ну руками-то я всё верно делаю: и замахиваюсь, и вниз опускаю, даже голову держу так же. Глядь, а тут брат Арнос остановился, как вкопанный, тоже одними лишь руками замахал, и его удар показался слабеньким, кривоватым, как и мой. А потом раз — отшагнул назад, потом раз — шагнул вперед и снова ударил. На этот раз вышло красиво!

Ноги! Вот в чем секрет!

Я поставил ступни в точности, как брат Арнос, потом шагнул и махнул палкой. Нет, не вышло, вразнобой у меня всё пошло. Еще раз! И снова не в лад. Еще! И еще. Бум!!! Столб аж затрясся от очередного удара, и палка не скользнула бессильно вниз, а будто прилепилась к нему.

Оглянулся — не видел ли кто? И обнаружил, что все новусы бьют свои столбы не просто так, а с особыми приемами, и у всякого ноги не стоят, как приклеенные, а выплясывают всякие кренделя: кто назад-вперед шагает, кто вбок отходит, кто вообще подпрыгивает! Видать, для меча не только руки нужны, но и ноги!

Посмотрел на брата Арноса, а он уже иначе бьет, на сей раз снизу наверх — удар явно целит в бедро. Я кинулся за ним повторять, глядя не только на его руки, но на всё его тело: и