Изгнанник Ардена - Софи Анри (российский автор)

массировать кожу, надеясь, что это поможет ему отвлечься от тревоги и одолеть страх. Тристан сглотнул и сделал медленный вдох и выдох, от чего его грудь приподнялась и опустилась сильнее обычного.

– Он назвал меня в честь своего двоюродного дядюшки по женской линии. Мама ненавидит мое имя.

– Почему?

– Она немного суеверная и считает, что имя определяет судьбу человека. Именно поэтому хотела назвать меня Аурелионом, что значит золотой.

– А что означает Тристан?

– На староюжном наречии мое имя переводится как бунт, суматоха, беда. Но есть еще и другое значение – печаль.

– Ничего из этого тебе не подходит, – уверенно заявила Адалина. – И тебя хотя бы назвали в честь твоего родственника. А мне имя дали даже не родители.

– А кто?

Тристан перевернулся набок, но Адалину из объятий не выпустил. В его глазах читался интерес, и ей, похоже, удалось его отвлечь.

– Фредерик решил, что дать право выбрать имя для новорожденной дочери – это отличный способ укрепить дружеские отношения с влиятельным лордом Леонардом Тиросом. Тот и назвал меня Адалиной, а через семь лет на моих именинах по пьяни признался, что так звали его любовницу. – Адалина выдержала драматическую паузу и добавила: – Куртизанку из борделя «Обитель соблазна». Папенька пришел в ярость, но менять имя спустя семь лет было бы глупо.

– Лучше бы меня назвали в честь куртизанки, – с досадой протянул Тристан. – Тем более что в «Обители соблазна» работают писаные красавицы, я знаю это не понаслышке. А мой двоюродный дед Тристан Ховард был лысым вонючкой с тремя подбородками и торчащими из носа и ушей волосами. Он мог пускать ветра даже сидя за столом во время светских приемов. Арон все детство пугал меня, что я стану копией дедушки Тристана.

В блестящих от рома глазах плясали искорки озорства. Адалина прикусила губу, пытаясь сдержать смех, но потом все равно заливисто расхохоталась. Она не ожидала услышать такую историю имени от того, кого мечтали заполучить в постель сотни женщин. Вдоволь насмеявшись, она посмотрела на Тристана и затихла.

– Ты чего? – с подозрением спросила она, не в состоянии прочесть эмоции в его глазах, но ее щеки отчего-то загорелись.

– Никогда не слышал, чтобы ты так звонко смеялась. – В голосе Тристана звучало столько нежности, что следующий вздох дался Адалине с большим трудом. Казалось, ей на грудь положили тяжелый камень, нагретый под палящим солнцем. – И слез твоих я тоже никогда не видел.

– Я с детства усвоила, что проявление сильных эмоций – это слабость, которую нельзя показывать врагам.

– Значит, меня ты врагом не считаешь?

Тристан будто забыл про испортившуюся погоду за бортом. Он направил всю тьму, что таилась в глубине его опасно прекрасных глаз, на нее.

– Моя жизнь сейчас в твоих руках, и мне остается только надеяться, что ты никогда не захочешь стать моим врагом.

– Я хочу совсем другого, – хрипло прошептал он и, резко сбросив с себя одеяло, навис над ней.

Жар от лица тут же устремился к ее груди и низу живота. Адалина старалась дышать ровно, но Тристан видел все ее тайные помыслы насквозь.

Они уже долгое время делили одно желание на двоих.

Адалина скользнула пальцами по щетине на его скулах. Однажды она почти отдалась ему, потом поцеловала в яблоневом саду, поэтому было бы глупо строить сейчас из себя недотрогу.

– Чего ты хочешь?

– Помнишь, в Деревне Предков я сказал, что за тобой должок?

Воспоминание о том, как она стояла перед ним на коленях, обожгло внутренности новой, более яркой вспышкой, и она коротко кивнула.

Тристан в одобрении приподнял уголок рта.

– Верни его, Адалина. Поцелуй меня.

Не теряя ни мгновения, она обхватила его шею и, притянув ближе к себе, впилась в него страстным поцелуем.

Сколько дней она изнывала по его губам?

Сколько ночей провела в мыслях о нем?

Сколько непролитых слез похоронила в недрах души?

И теперь ей хотелось сполна восполнить это: прикасаться к оголенной коже на груди и плечах, гладить и царапать спину, наслаждаться жаром его сильных рук на своих бедрах и талии.

Тристан быстро перехватил инициативу, углубляя поцелуй – пьянящий, как его любимое вино, – и терзая ее губы и язык в сладостной пытке. Он навалился на нее всем телом, вжимая в матрас, и Адалина отчетливо почувствовала силу его желания и застонала ему в рот. Стоило этому постыдному для благовоспитанной леди звуку сорваться с ее губ, как Тристан, тяжело дыша, отстранился и уставился на нее тяжелым взглядом.

– Нам лучше остановиться, – прохрипел он, пытаясь выровнять дыхание.

– Но почему? – возмутилась Адалина и впилась ногтями ему в плечи, давая почувствовать глубину своего недовольства. – Ты ведь желаешь меня!

Соблазнительно улыбнувшись, Тристан медленно провел ладонью по ее талии и сжал грудь. Адалина стиснула зубы, чтобы не радовать этого нахала новым вожделенным стоном.

– Я уже несколько месяцев изнываю от желания обладать тобой. – Он наклонился и начал осыпать ее шею влажными поцелуями. Адалина вонзила ногти в его плечи с такой силой, словно грозилась распороть загорелую кожу до крови. – Я и сейчас хочу тебя так, что плавятся мозги, но я не позволю этому случиться сегодня.

Он оставил напоследок мягкий поцелуй на ее губах и отстранился.

– Ты серьезно? – разозлилась она и села, чтобы уйти. – Да ты…

Тристан обхватил ее за плечи и, вновь повалив на кровать, поцеловал ее со всей жадностью и страстью.

– Мне льстит, что ты даже не пытаешься скрыть, как сильно хочешь меня, – прошептал он.

Адалина раздраженно закатила глаза.

– Зачем скрывать то, что и так очевидно? Я хочу тебя, ты хочешь меня, так что давай не будем томить друг друга.

Тристан с тяжелым стоном лег на кровать и притянул ее к себе. Море наконец-то успокоилось, и корабль медленно и плавно покачивался на волнах. И это бы убаюкало Адалину, но кровь в ее венах кипела от неутоленного желания.

– Как только мы сойдем на сушу… обещаю, Адалина, ты охрипнешь от беспрерывных стонов, а на следующее утро не сможешь ходить. Но я не буду спать с тобой сейчас. Только не так.

От слов Тристана внизу ее живота все затрепетало, а жар с щек спустился к груди.

– Не так? – еле слышно повторила она, уткнувшись лицом в сгиб его шеи.

– Я пьян, очень пьян. Завтра я многое не вспомню, а если вспомню, то буду жалеть. Не хочу так. Не с тобой.

– Почему?

– Потому что я хочу запомнить каждый миг нашей близости так ярко, насколько это возможно.

Грудь Адалины защемило, но это сладкое чувство