Арена: Уровень первый - Роман Костенко

в свою чашку и прополоскал рот водой. В малых количествах яд не вреден, но двух глотков достаточно, чтобы остановить сердце. Я ушел из комнаты, прихватив с собой только свою чашу, которую поздно ночью я выкинул за забор с той стороны лудуса, куда никто никогда не заходит.

Глава 22

Буду ли я винить себя за случившееся? Уже второй гладиатор, что проявил ко мне интерес и предложил свою помощь отправился к праотцам. Но если в случае с Малентой я был виноват лишь косвенно, то сейчас вся вина полностью на мне. Сожалею ли я о содеянном? Наверное, нет. По крайней мере я пытаюсь себя успокоить верой в слова Руши, который говорил, что Клаус далеко не такой уж и пушистый гнолл, каким мы все его сейчас видим. Я очень стараюсь убедить себя, что я избавил этот мир от грязного животного, которое готово на любые жертвы ради собственной выгоды. Стоп. Это же очень похоже на мое собственное описание… Придет время, я и от себя избавлю этот мир.

Господин сочинил поистине достойную речь, чтобы проводить чемпиона его дома в последний путь. Он стоял на небольшом помосте перед погребальным костром, а мы, боевые товарищи чемпиона стояли лицом к лицу друг к другу, построенные по обе руки господина.

— Клаус был не просто чемпионом этого дома, он был его основанием для вас всех! Его пример мужественности и отваги давал надежду и отвагу каждому новичку, что ступал за эти ворота, — господин указал на большие ворота, через которые меня когда-то привели в лудус. — Еще ни один чемпион моего дома не умирал в спокойствии в своей комнате. Клаус стал первым. Но надеюсь последним. Только смерть на арене несет в себе сакральное значение. Там, вы словно боги, спустившиеся с небес, чтобы показать всем остальным живым существам, как они должны жить и как должны умирать!

Господин еще долго толкал свои пафосные речи, но я уже не слушал. Это был полный бред, который ко мне не имел никакого отношения. Умереть на арене? Боги? Пусть сам идет и дохнет в песке и пыли, а я хочу остаться живым до тех пор, пока сам не решу уйти из этого долбанного мира.

Когда речь господина, наконец, была окончена, он поджег погребальный костер и ушел в лудус. На место господина вышел Руша, который также заготовил свою речь. Она была менее помпезная, но более короткая.

— Чемпион дома Сатиат погиб от некачественного вина, которое он купил в городе. Поэтому теперь, по приказу нашего господина, гладиаторам запрещается самостоятельно покупать алкоголь и приносить его в лудус. Я лично налажу контакты с поставщиками надежного алкоголя и буду привозить его в лудус. Здесь вы можете будете его купить.

— Даю зуб на отсечение, что Руша привезет какую-то мочу и будет продавать ее втридорога, а разницу забирать себе. Змея бесхребетная… — поругался я, рядом стоявшему Гордону.

— Ага. Что не продаст здесь, то продаст на рынке в городе, а господину скажет, что мы просто без ума от этого пойла, — ответил орк.

Я ожидал бурной реакции гладиаторов после этой новости, но ничего не произошло. Как будто всем было плевать. Но тем лучше для меня – чем меньше об этом будут говорить, тем меньше шансом, что вопрос со смертью Клауса приведет ко мне. А так все – тело в огонь и дело закрыто.

После сожжения чемпиона, всем гладиаторам дали выходной. Обычно после смерти гладиатора была более интенсивная тренировка, чтобы не пасть на арене, как и наш боевой товарищ, но сегодня другой случай. Ушел из жизни тот, кто мог бы стать чемпионом арены. Возможно даже легендой. Но я оборвал его тонкий волос жизни.

Я видел, как все шушукались и обсуждали смерть Клауса. Было вдвойне сложно скрывать свою причастность, когда я замечал чужие осуждающие взгляды на себе. Может я вел себя как-то не так, как мне полагалось? Да, Клаус тренировал меня какое-то время, говорил, что видит во мне потенциал, но последнее время мы не очень ладили. Когда он узнал про мое участие в подпольных играх, то я стал ему противен, пока не сделал выбор в пользу арены. Я должен быть грустным? Радостным? Каким? Я не понимаю. Как и не понимаю людей, что сверлят меня глазами.

— Они переживают за тебя, потому что думают, что без наставлений Клауса ты сдуешься, — пояснил Гордон, который заметил мою тревожность по поводу излишнего внимания.

— Почему они так думают? Клаус не тренировал меня уже долго время.

— Да поди их знай чего они так думают. Я лишь передаю тебе ту информацию, которую от них же и услышал.

Я кивнул в ответ.

Переживают они… Чего вокруг меня столько внимания? Я же первоуровневый гладиатор, а не кандидат в чемпионы…

— А еще они думают, что ты займешь место Клауса. Не сразу, конечно, но лет через пять ты точно станешь чемпионом этого дома.

— Ну конечно, стану… Дожить еще сперва надо до этого. А с моими делами дожить до завтра уже будет удачей.

— Кстати, о твоих делах… Я тут подумал… Многовато как-то смертей вокруг нас стало. И я не про смерть на арене, а про смерть за ее пределами.

— Мы живем в опасном мире, Гордон. Таким его сделал наш благочестивый император, будь он проклят.

— Уже ближе к сути. Ты, кажется говорил, что те люди, которые тебя послали в Латур, хотят свергнуть императора?!

— Это когда я такое говорил?

— Говорил, говорил. Может не мне, но я услышал.

— Мало ли что я говорил. Моя фантазия безгранична. Забудь.

— Не могу забыть. Как и не могу забыть смерть своей семьи. Я понимаю, что мой мир таким сделал император. Я хочу это исправить. Моя цель становится очень похожей на твою, поэтому я хочу тебе помочь. Помоги и мне стать частью этой великой миссии.

— Ты хочешь присоединиться к заговорщикам?

— Я хочу помочь привести нас к новому миру, в котором семьи не насилуют и не убивают.

— От этого мы никогда не избавимся.

— Но хотя бы за это виновных будут наказывать.

Я ничего не ответил Гордону. Я лишь взглянул на него и увидел в его глазах свирепость. Он готов хоть сейчас выполнить любой приказ Зеленых. Если я, со всем своим