Млечный Путь № 3 2020 - Ольга Владимировна Бэйс

отца-основателя детективного жанра, - предпочитал математике поэзию (если не сказать: отвергал первую ради второй; романтики вообще не доверяли точным наукам, побаивались их), а у Конан Дойла гений злодейства Мориарти был профессором математики.

В этом плане подход Стаута более "современен", более объективен. Правда, и у него в одном случае, в "Смерти потаскушки", преступником оказывается преподаватель математики. Но и разоблачает его Вулф - с помощью сведений из истории математики: о Фалесе Милетском. Подобное побивается подобным!

В "Знаке зеро" Лео Хеллер "преподавал математику в колледже Андерхилл" и "начал применять закон вероятности в повседневной жизни" - для предсказаний. И становится он не преступником, а жертвой. В ходе расследования Вулф сперва обращает особое внимание на часто возникающую в показаниях свидетелей цифру "6", но вскоре понимает свою ошибку. Не будем вдаваться в детали, но отметим, что повесть "Знак зеро", помимо своего литературного значения, может рассматриваться и как отличное "внеклассное пособие" при изучении темы "Роль нуля в позиционной системе счисления".

В повести "Отрава входит в меню" двенадцать официанток обслуживают двенадцать клиентов, каждая - своего. Но одна из них - злоумышленница, и порядок обслуживания нарушен, а один из клиентов получил отравленное блюдо.

Как вычислить преступницу? Вулф опрашивает официанток, выясняя реальный порядок обслуживания. "Все это сильно напоминало детскую считалочку, и кому-то было суждено остаться последним. От Вулфа требовалось лишь добраться до той, которой не хватило тарелки с блинами, и это изобличило бы ее". Однако таким способом решить проблему не удается.

Позже Гудвин и пять - из двенадцати - официанток безуспешно пытаются решить проблему, передвигая и комбинируя 24 клочка бумаги, из которых 12 обозначают клиентов, а другие 12 - официанток.

Задача - чисто логическая, но у нее нет логического решения, потому что в ней не хватает исходных данных. Позже Вулфу удается решить проблему с помощью блестящего трюка, не имеющего, однако, отношения к логике.

Роман "И быть подлецом" испещрен следами влияния математики. Начать с того, что в первых же абзацах - и даже в первых строках - появляются числительные и названия математических операций: "В третий раз я занялся сложением и вычитанием на последней странице формы 1040, чтобы окончательно во всем убедиться". И далее: "Это от тринадцатого марта.

Четыре тысячи триста двенадцать долларов и шестьдесят восемь центов плюс четыре квартальных взноса. В 4-й главе приводится таблица: какие спонсоры и сколько (в долларах и в процентах) заплатят Вулфу за работу.

Значительная часть 8-й главы посвящена беседе профессора Саварезе с Вулфом, в присутствии Гудвина. "Первые двадцать минут он рассказывал нам с Вулфом, как интересно и важно было бы разработать набор математических формул для детективной деятельности. Его любимая область математики, сообщил он, связана с объективным числовым измерением вероятности. Прекрасно. А что из себя представляет работа детектива, как не объективное измерение вероятности? Все, что он предлагает сделать, - добавить слово "числовое"". Далее прямо в тексте приводится заковыристая многоэтажная формула.

Но самое главное - это наличие математической (вероятностной) идеи в самОм детективном сюжете романа. Шантажисты рассылают письма, в которых об известных в обществе и состоятельных людях сообщаются порочащие "сведения" - выдуманные, но правдоподобные. Например, о враче-гинекологе сообщалось, что в отношениях с пациентками он преступает границы этики. Вот что об этом говорит Вулф: "в письмах не рассказывалось и не содержалось угрозы рассказать о действительном секрете из прошлого жертвы. Даже если бы они знали такие секреты, они их не использовали. Но рано или поздно - мистер Саварезе может подтвердить это в качестве эксперта... - рано или поздно, по закону вероятности, они должны были случайно использовать реальный секрет. Рано или поздно изобретенное ими пугало должно было стать для жертвы реальным ужасом".

Так случилось с Мадлен Фрейзер, и она начала действовать.

Гудвин и женщины

На первый взгляд, в этой теме все в порядке, все безоблачно и даже лучезарно.

Действительно, Гудвин чувствителен к женской красоте, к женским чарам. И женщины чувствительны к его мужскому обаянию.

Оба эти обстоятельства и Гудвин и Вулф используют в своей работе. Сколько раз Гудвин приглашает девушку в клуб "Фламинго" или в ресторан, чтобы в ходе веселой и вроде бы ни к чему не обязывающей болтовни - услышать, выудить какие-то крохи информации. А в "Прочитавшему - смерть" Гудвин с помощью Фрица и с согласия Вулфа устраивает в доме Вулфа вечеринку для прекрасных дам - вдруг какая-нибудь из них скажет что-то полезное для дела.

Бывает, что между Арчи и милой дамой завязывается нечто большее, чем просто симпатия. Бывает, но Арчи изо всех сил старается, чтобы его личные интересы не мешали "делу". И если окажется, что милая дама - преступница, Гудвин не станет ее выгораживать.

Так что - все в порядке. Можно даже кое-что добавить. Ведь Гудвин не только сыщик, но и "писатель": все романы вулфовского цикла написаны от его лица. Так вот: он часто вставляет в самый конец романа (после того, как читатель "узнал, кто убийца") некий фрагмент, в котором завершается "любовная линия". Например, в "Убийстве на родео": "Одним снежным январским утром я получил письмо от Кэла Берроу.

"Дорогой Арчи!

Сегодня я прочитал в газете о том, что Роджеру Даннингу вынесли приговор, и Лаура заявила, что я должен написать тебе. Я возразил, что это она должна. А она спросила, уж не хочу ли я, чтобы она писала письмо мужчине, за которого ей вместо меня следовало бы выйти замуж. Так и пошло. Мы живем в Техасе вполне сносно ...

Лаура просит передать тебе свою любовь, но не верь ей.

Наилучшие пожелания,

искренне твой

Кэл"".

Или в "Прочитавшему - смерть": Гудвин звонит миссис Портер - в другой город, в другом штате - чтобы сообщить ей, что суд в Нью-Йорке вынес приговор убийце ее брата.

"- Пегги? Это Арчи. Я звоню из Нью-Йорка.

- Здравствуйте, Арчи. Я так и думала, что вы позвоните.

Я сделал гримасу. Я умышленно заговорил фамильярно (назвав ее по имени, а не "миссис Портер" - И.К.), стараясь отыскать в ней хоть какой-нибудь изъян. Она могла, например, сделать вид, что возмущена, или, наоборот, прикинуться застенчивой, а то и притвориться, будто не знает, кто говорит. Ничего подобного. Она по-прежнему была сама собой - меньше ростом, чем следовало, полнее, чем следовало, и старше, чем следовало, но одной-единственной на свете миссис Поттер.

<Закончив разговор:>

Я повесил трубку и снова сделал гримасу. Какого черта, подумал я, лет эдак через двадцать ее