Пески Веков - Алмаз Эрнисов

Пит решил остаться еще на одну, последнюю неделю. Мэри как будто смирилась. Она наконец поняла всю грубую правду случившегося и его неотвратимые последствия или, быть может, просто покорилась судьбе.

Эту последнюю неделю они провели почти как влюбленные. Много выезжали. В ночные клубы, в театры. Им было хорошо вдвоем. Они словно бы заново по-настоящему влюбились друг в друга и наслаждались этим вовсю, без оглядки: возможно, Мэри, сама того не сознавая, пыталась его удержать, а Пит в последний раз был счастлив с женщиной, которая была совсем не такой, как Мэри Первая.

В тот день, когда они поехали в Научно-исследовательский институт Грейдена, Пит ждал ее слез. Но Мэри не плакала. Казалось, она сосредоточенно думает о чем-то.

А его слезы? Они придут потом, когда он очутится в одиночестве на своей Земле. Пусть лучше Мэри не знает, как она ему дорога.

Машина оказалась больше, чем он ожидал. Огромная металлическая труба отходила вкось от чего-то, очень напоминающего циклотрон. В конце трубы на экваториальной оси был подвешен металлический шар около трех футов в поперечнике. На поверхности шара, противоположной концу трубы, алел круглый стеклянный глазок – не мигая смотрел он в большой, открытый с одного конца металлический ящик, сквозь который проходило сложнейшее переплетение каких-то проволок и проводов.

– Мы хотели послать в другое измерение один атом, только один! – сказал Энрике Патиньо. – И, я почти уверен, наши двойники с вашей Земли стремились к тому же. Но вместо атома мы послали туда нашего Питера Иниса. А они прислали сюда вас. – Патиньо указал на два стола, стоявших вплотную друг к другу посреди комнаты. На столах громоздились горы бумаг. – Мы все вычислили. И узнали немало любопытного. Оказывается, один только атом – а уж поверьте мне, наш луч никак не может послать больше одного атома за раз – один-единственный атом, устремляясь из одного измерения в другое, неминуемо захватит с собой весь организм, в котором он заключен.

– Интересно в таком случае, разбил я свою машину или машину вашего Питера? – задумчиво произнес Пит. – Где проходит граница? Молекулы перепутались, пар, из которого состою я, смешался с паром, из которого состоит машина…

– Скорее всего, вы разбили его машину. Хотя уверенности в этом у меня нет. Но мы считаем, что это явление – перенос целого – характерно только для живой материи, а все предметы, находящиеся в радиусе действия электромагнитного поля…

Он продолжал говорить.

Пит смотрел на машину.

Быть может, другой Питер Инис на другой Земле тоже смотрит сейчас на машину?

Будем надеяться, что так. И будем надеяться, что этот другой Пит – хороший человек. Потому что Мэри Вторая – очень хорошая, черт побери!

– Где мне брать билет? – спросил он.

– Сюда, пожалуйста, – позвал из-за металлического шара ван Хасен. Он там что-то делал с круглым красным глазком.

– А что же не трубят трубы? – хмуро заметил Пит. – Где репортеры и фотографы? Мне-то, конечно, ничего этого не надо.

– Мы… – Энрике Патиньо запнулся. – Поймите, мистер Инис, мы бы охотно отложили ваше возвращение хоть на короткое время и расспросили бы вас о вашей Земле. Мы могли, конечно, спросить вас об этом и раньше, но нам не хотелось вторгаться в вашу довольно необычную частную жизнь. Мы хотели, чтобы вы сами к нам пришли. А теперь… что ж, боюсь, нам придется удовольствоваться наблюдениями НАШЕГО Питера Иниса. На основании наших исследований последнего времени мы пришли к выводу, что, может бить, вам очень опасно оставаться здесь. Опасно и для вас, и для нас.

– Я тоже это почувствовал, – сказал Пит. – Звучу не в лад здешнему оркестру. Нарушаю гармонию.

– Сегодня утром мы приняли решение. И как раз собирались вас пригласить, но вы пришли сами.

– А если бы вы меня пригласили и я отказался прийти, вы бы вызвали морскую пехоту?

Патиньо улыбнулся какой-то удивительно мальчишеской улыбкой.

– Ну да. Собственно, ваше появление в нашей Вселенной едва ли как-то на нее повлияет в ближайшие миллионы лет. Отклонение должно дойти до фантастически высокого уровня, прежде чем оно даст себя знать. Но мы – ученые и не можем рисковать, позволив вам остаться здесь хотя бы еще недолго. Ваше влияние теоретически возрастает в геометрической прогрессии каждый шестьдесят один целый четыреста шестьдесят девять десятичных часа.

– Я уже не тот, каким пришел к вам, – сказал Пит. – Я растерял миллионы молекул. Я воспринял миллионы других. На мне совсем другая одежда.

– Можно почти наверняка предположить, что все это так или иначе возмещается и уравновешивается; надо надеяться, что мы не ошибаемся.

– Что ж, тогда, наверно, больше нет никаких препятствий… если не считать моих чувств.

Патиньо вздохнул.

– Пожалуй. Но мы так мало знаем о подобных вещах… потому и не трубят трубы. Когда мы вас отправим, машина будет размонтирована. Чем меньше люди знают об этой стороне научных исследований, тем лучше. Быть может, сейчас мы поступаем преглупо. А может быть, нам бы надо холодеть от ужаса.

– Ну, – сдерживая волнение сказал Пит. – Когда же мы начнем?

– Хоть сию минуту.

– А когда начнут они?

– Тогда же, когда и мы… или наоборот. Видимо, на этом уровне все полностью совпадает: мы как бы выражаем законы, общие для всей Вселенной.

– Довольно! – прервал ван Хасен. – Так у нас весь день пройдет в разговорах.

– А нельзя мне взять с собой… книгу или еще что-нибудь? – спросил Пит.

Патиньо покачал головой. Потом взял Пита за руку и поставил его перед шаром. Красный глазок смотрел теперь Питу прямо в лоб.

Пит еще дома попрощался с Мэри. Теперь он на нее не взглянул.

Все произошло очень быстро.

Патиньо прощальным жестом поднял руку.

Ван Хасен нажал какую-то кнопку где-то позади металлического шара.

– Пит! – крикнула Мэри.

Машина пронзительно взвыла, заглушая ее крик.

И Мэри очутилась в его объятиях.

Лаборатория была почти такая же. И машина тоже. Круглый красный глазок потускнел. Вой утих.

Все просто стояли и переводили дух.

Держа Мэри в объятиях, Пит поглядел вокруг и улыбнулся.

– Без бороды вас трудно узнать, доктор ван Хасен, – сказал он. Потом обратился к Мэри: – Я рад, что ты это сделала. Я не смел тебя просить.

Мэри заплакала.

– Я… я подумала, если я… тогда и она… а может, это она первая подумала…

– Тебе понравится мой Пит младший, – сказал он ласково. – А та Мэри, которая только что отсюда ушла, будет хорошей матерью твоему сыну.

Ученые понемногу выходили из оцепенения. Минут десять они с горящими