Fallout: Тот, кто бежит по острию - Наиль Эдуардович Выборнов

Это все — всего лишь эксперимент. Я не знаю его целей, не знаю, зачем это делается. Точно так же, как я не знаю, зачем мы охотились на сбежавших синтов, как и охотники, и одновременно с этим похищали людей, заменяя их.

Так же, как не знаю, зачем они создали синтетических горилл. Так же, как не знаю, зачем они выпустили в окрестности Бостона огромное количество супермутантов.

Черт. Сейчас мне это казалось таким бредом. И я был всего лишь марионеткой. Вот и все.

— А ты? — спросил он.

— Я — оригинал, — проговорил я уже не так уверенно. И вдруг неожиданно для самого себя добавил. — Наверное. И я нашел и убил уже девятерых из вас.

— Ты пришел меня убить? — спросил он.

— Да, — кивнул я. — Потому что…

Черт. Как же тяжело осознавать, что кто-то все это время дергал тебя за ниточки.

— Потому что я должен знать, — сказал я. — Должен знать, что я — настоящий Михаил. Что я — тот, кто на самом деле пережил все, что выпало на мою долю. Понимаешь?

Это звучало так, как будто я оправдываюсь.

— Так вскрой себе ногу, — сказал он. — Ты, как и я, знаешь, что на бедре у тебя должно быть клеймо. Посмотри, настоящий ли ты.

— И как ты предлагаешь мне после этого жить? — я усмехнулся. — Никто не выживет, если ему располосовать бедро до кости. Я не могу.

Да. Я не мог. Я должен знать.

— Я не хочу драться, — вдруг сказал он, опустив винтовку.

Я ведь сам только что до всего дошел, верно? Им нужно было что-то проверить. Вот только вот, что именно?

— Я ведь тоже все это помню, Михаил, — вдруг сказал он. — Нью-Рино. Сан-Квентин. Новый Иерусалим, Догтаун, Джакншен-сити. И работу на Институт. Мы должны быть одним человеком, верно?

Я промолчал. Это звучало разумно. Вполне себе разумно.

— Но скажи мне, — проговорил он. — Если мы все — один человек, то почему не все клоны бродили по Пустошам в поисках друг друга?

— Потому что вы не знали, — ответил я.

— Ну и что? — он хмыкнул. — А все ли из нас стали шахтерами? Скажи, занимались ли они тем же самым, что и я?

Первые не успели обрести себя в мире — я убил их слишком рано. Если не считать того, на которого меня навел Институт…

Один попал в рабство в Фили, второй погиб, когда пытался спасти людей во время бунта в Спрингфилде. Третьего убили бандиты.

А остальные. Главарь бандитов, фрументарий, притворяющийся рейнджером, помощник шерифа, самогонщик, капитан в караване и вот теперь… Шахтер.

— По лицу вижу, что нет, — сказал он. — Так, может быть, несмотря на все произошедшее, мы — это разные люди? Ты ведь сам всегда сомневался, что синты — это безмозглые машины, верно? Да, ты ловил их и ликвидировал, но при этом у тебя в башке всегда крутился гребаный червячок сомнений.

Я молчал. Потому что он был прав.

— Я знаю об этом, потому что это знаешь ты. И хоть у нас общее прошлое, мы все равно не один человек. Ну или братья близнецы.

Он вдруг криво усмехнулся и продолжил:

— Ты знаешь, у тебя был шанс собрать огромную семью из очень похожих на тебя людей. Но ты просто убил их всех.

— Не было у меня такого шанса, — ответил я. — Они думали иначе.

— Они жили свою жизнь.

— Так, может быть, это потому что Институт заранее заложил вам эти идеи? — спросил я. — Может быть, он изменил характер? Может быть, все это спланировано?

— Тогда и то, что ты меня сейчас убьешь, тоже спланировано.

Меня словно по голове ударили. Я ведь сам постепенно подходил к этой мысли. Но все же… Все же…

— Какой сейчас год? — спросил я наконец.

— Семьдесят шестой, — ответил он.

Семьдесят шестой… Твою ж мать.

Я потратил на поиск клонов шестнадцать лет. Я прошел через всю Америку. А что если…

Что если Институт видел все моими глазами? Что если это все — всего лишь план по разведке местности. Ведь они были уверены в том, что смогут восстановить цивилизацию. Что, если в моей голове передатчик, который через какой-нибудь довоенный спутник отправляет им все, что я вижу, слышу, чувствую.

Что, если на самом деле я и есть синт?

— Шестнадцать лет, — пробормотал он.

— Отпусти меня, — проговорил синт. — Просто уходи. Не иди у них на поводу, не надо. Пусть делают, что хотят. Или оставайся. Представлю тебя братом, и пусть все, что они увидят — это то, как ты до конца жизни рубишь руду. Знаешь, сюда приходит не так много новостей, а из интересного — только мрамор, известь и мел.

Я посмотрел на пистолет в своей руке и опустил его. Да. Да, это может быть вариантом.

Десять синтов. Десять моих копий.

Эта мысль крутилась в голове, прожигала мой мозг, как раскаленная стрела. Но что если?

Нет. Я должен знать — оригинал я или нет.

Я вскинул пистолет, активировал систему прицеливания и навел ствол ему в голову. А потом нажал на спуск. И, как обычно, будто в замедленной съемке, увидел, как пуля, медленно раскручиваясь, отправилась в полет, и угодила ему точно в лоб.

Клон упал, даже не успев осознать, что именно произошло. А я вставил пистолет обратно в кобуру и двинулся к нему. И принялся раздевать труп, снял штаны, а потом ставшим уже привычным движением воткнул нож ему в бедро. Провел вниз и нащупал пальцами клеймо на бедре.

Да. Это все. Это последний. Значит, все должно закончиться.

Но что… Что, если и я сам?

Шестнадцать лет.

Я снова вытащил пистолет, посмотрел на него. Ощущение было такое, будто я увидел оружие в первый раз, хотя нажимать на спусковой крючок мне было так же привычно, как дышать. Даже мозоль на указательном пальце правой руки натер.

Тогда я вставил ствол пистолета себе в рот. Только что из него вылетела смерть, которая убила моего последнего клона. Пахло порохом, металл кислил. Большим пальцем я взвел курок…

Так. На счет три. Выстрел и все. Я даже