Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Слишком поздно.

Бабушка Дэ умерла.

Он медленно открывает глаза, глядя в потолок несколько долгих, безмолвных мгновений. Потом закрывает ладонями лицо и начинает рыдать.

68

Я… и они

– Я смотрю, ты выжила.

Аид ждет в центре фойе своего дома, когда мы с Буном туда заходим. Он стоит, расслабленно засунув руки в карманы черных брюк; рукава серебристой рубашки закатаны. Почему он так одет?

Его тон и взгляд снова обрели оттенок расчетливой, смертоносной стали. Ни намека на того, кто делился со мной толикой себя в моей спальне.

– Вы оба.

Я никогда не видела Буна таким тихим, как сейчас, когда он таращится на бога смерти.

– Значит, ты тот ублюдок, который подверг жизнь Лайры опасности, заставив играть в эти упоротые игры.

Аид даже не морщится:

– Значит, ты тот вор, который считал, что вошел в мой дом и вышел из него без моего ведома.

Бун хмурится, бросает взгляд на меня, потом снова на Аида, а затем выражение его лица становится хитрым – и более чем знакомым мне. Он что-то задумал.

– Засек, да? – Бун обвивает руку вокруг моей талии и слегка сжимает. – Я просто пытался помочь.

– Я знаю. – Аид даже не глядит на его руку. – Поэтому я и оставил тебе жизнь.

«Ну вот те здрасте».

Я передергиваю плечами, стряхивая руку Буна, ведь он совсем не всерьез ко мне прикасается. Просто парит мозг Аиду.

– Давайте вы познакомитесь, пока я переодеваюсь.

– Нет времени. – Аид щелкает пальцами, и на нас с Буном оказывается новая одежда.

Теперь оба мужчины одеты в черные костюмные брюки и накрахмаленные до хруста рубашки, вот только рубашка Буна белая. Я еще не видела его таким нарядным. На мне черный брючный костюм с широкими штанинами и длинными рукавами, с бабочкой, вышитой блестящей нитью над сердцем.

Я перевожу взгляд с нее на Аида, но он все еще сдержан. Его лицо ничего не выдает.

– Нам нужно… присутствовать… на вечеринке, – говорит он.

Чего?

– Да ты шутишь.

Аид только качает головой, и мы выходим вслед за ним за дверь и, пройдя один дом, вступаем в дом Зевса – да, с молниями и облаками в качестве украшений всего подряд и кучей блеска, вспышек и чрезмерного декора. Ему бы стать дизайнером казино в Вегасе.

В большом бальном зале – и да, у Зевса есть долбаный бальный зал с муралом, нарисованным на потолке, на котором нимфы и херувимы служат ему, и только ему, – нас проводят к стульям у одного из двух длинных, прекрасно украшенных банкетных столов, стоящих напротив друг друга. Мы сидим в самом конце нашего, у открытых дверей, выходящих на террасу. Арес, Нив и девушка, которая, по всей видимости, является ее сестрой, сидят по левую руку от Аида, а мы с Буном – по правую. Я застряла в середине, так сказать. Дэ, разумеется, здесь нет. Артемида сидит за столом одна, без поборника и любимого им человека, и это охренеть как бросается в глаза. А Афродита не сидит рядом с Джеки и молодым человеком рядом с ней. Думаю, это ее брат.

Это кошмар.

Может, я никого не спасла и Гипнос и Морфей до сих пор держат меня в ловушке моего же спящего тела?

Зевс заходит в комнату с Сэмюэлом и его любимым человеком – женщиной примерно его лет. Даже Бун слегка выпрямляется при появлении бога грома.

– Я приветствую наших новых гостей от лица Афродиты, – гремит Зевс. Бог в своей стихии: он принимает гостей, которые явно перед ним благоговеют. – По Афродите сильно прошелся итог Подвига, – объясняет он.

– Это же Тигель, – бормочет Гера подобающе печальным голосом, хотя выражение ее лица никакой печали не отражает. – Она знала риски, когда придумывала свой Подвиг. Не обязательно было делать финал столь ужасным.

Лицо сидящего рядом с Герой Амира краснеет. Он едва может заставить себя смотреть на свою богиню-покровительницу и глядит на пожилую женщину, посаженную с другой стороны от него. Может, это одна из его нянек? Учитывая то, что он говорил про семью, вряд ли это его мать.

Я снова перевожу взгляд на Геру.

Дело в том, что как бы жестоко это ни звучало, но богиня права. Афродита была не обязана вводить в правила смерть в финале. Я понимаю, что боги и богини любят, когда часики тикают, и смерть – это, конечно, стимул, но есть же и другие способы. А что до благословения Геры для Амира… теперь мы все знаем последствия, и никто не будет рисковать даже прикасаться к нему. Вот это гениальный ход с ее стороны.

Зевс бросает укоризненный взгляд на Геру.

– Я буду принимать гостей вместо Афродиты. Мы бы отложили праздник, но, в конце концов, наши «гости» будут находиться здесь всего три дня – до начала следующего Подвига.

Опять всего лишь дни? Ох.

Ну да, я понимаю, у них куча планов и всего месяц времени, но все-таки.

– Сперва я хотел бы поздравить Нив с победой в сегодняшнем состязании, ведь она первая вернулась с сестрой.

Он улыбается ей, но в глазах улыбки нет.

– Твой приз за победу в этом Подвиге – лук и стрелы Эрота – уже в твоей комнате.

– Спасибо, – вежливо говорит Нив. Хотя, судя по выражению лица, хорошие манеры у нее колом в горле стоят.

– А теперь, – продолжает Зевс, – пока мы наслаждаемся роскошной трапезой, я бы хотел, чтобы каждый поборник представил своего любимого человека. – Он машет рукой.

Потрясно. Мой личный кошмар доходит до уровня пыток: публичная речь и попытка объяснить, кто для меня Бун. На глазах у бога, которого я целовала только сегодня утром.

– А надо? – протяжно вопрошает Аид, лениво откидываясь на спинку стула со скучающим выражением лица.

Зевс гневно смотрит сперва на него, потом на меня:

– Ты не можешь хоть что-нибудь с ним сделать, Лайра?

«Ну ни хрена себе речи». Это было просчитанное замечание, чтобы вывести из себя одного из нас – и, возможно, Буна.

Я нарочно копирую ленивую позу Аида и склоняю голову, смотря не на Зевса, а на него, как будто изучая.

– Не знаю. Никто из вас не смог сделать с ним хоть что-нибудь за несколько тысячелетий с тех пор, как его выпустили из брюха Кроноса, – говорю я.

Ртутные глаза Аида пришпиливают меня к спинке стула дикой вспышкой удовлетворения так быстро, что только оставшееся головокружение служит мне знаком: я это видела.

Я прокашливаюсь и с трудом сосредоточиваю взгляд на капризно хмурящемся Зевсе:

– Не знаю, с чего вы решили, что мне, простой смертной, повезет больше.

Зевс выпрямляет спину.

– Начнем представляться, – говорит он, небрежно пожав плечами. – Как вы знаете, любимым человеком Дэ была его бабушка.

Эта грубая нарочитость погружает его слова в чан молчания.

Рима сидит достаточно близко от меня, чтобы я услышала ее шепот:

– Даже не знаю, лучше это или хуже, чем если бы это была девушка Дэ.

Не слыша ее, Зевс машет Сэмюэлу, и тот встает на ноги.

К счастью, не только я не особо проявляю энтузиазм. В комнате царит несколько подавленное настроение, пока каждый из поборников быстро представляет своих. В большинстве случаев никаких сюрпризов. Здесь давняя партнерша Сэмюэла и старший брат Джеки. У Майке – соседка. Триника спасла сына. Женщина рядом с Зэем – его мать, как я и полагала. Жена Диего тоже не вызывает удивления, а Деметра, показывая свою материнскую сторону, уверяет нас, что об их двоих детях заботятся родители Диего. Также здесь муж Римы.

Нив поднимается на ноги:

– Это моя младшая сестра, Нора.

Я медленно наклоняюсь вперед, чтобы Аид не загораживал мне девушку, сидящую прямо рядом с ним. Ей где-то лет двадцать пять, лишь слегка моложе Нив. Та самая Нора? Та, о которой бормотала Нив, типа ее скоро убьют?

Бун тихо свистит мне; остальные едва это замечают, не говоря уже о понимании. Он использует сигналы заложников, спрашивая, что я нашла таким интересным.

Я насвистываю в ответ сигнал «ничего или не важно».

Естественно, это неправда. Нора очень похожа