Долгожданная кража - Владимир Зингер

Когда мы вывалили весёлой толпой на крыльцо общежития, снег уже покрыл всё первым, ещё совсем тонким слоем.

— Убежим? — заговорщически спросила меня Нина.

Мы тихонько, не замеченные, свернули за угол здания и побежали, чтобы оказаться на другой улице. Было тихо и безлюдно. Снег валил крупными хлопьями, и было понятно, что он быстро растает. Но сейчас он был очень к месту — он делал этот вечер сказочным. Любимая девушка рядом, и первый снег в воздухе — что ещё нужно для полного счастья?

Я наклонился к Нине и заглянул ей в глаза.

— А я ведь знаю, что сегодня у тебя не день рождения.

— Да? — удивилась она. Потом весело рассмеялась:

— Конечно! Я же совсем дурочка! Сама ведь тебе говорила на допросе.

Потом посерьёзнела:

— Ну и что! Зато какой замечательный вечер! И подарок замечательный. Спасибо!

Нина встала на цыпочки и чмокнула меня в щёку. То есть, это она думала, что в щёку, но я быстренько повернул голову и получилось так, как надо. Её лицо и губы были мокрые от снега, и почему-то это было хорошо.

— А Ритку ты не слушай. — горячо заговорила она. — Это одноклассник мой. Ушёл в армию, как все, я и знать не знала, а через год получаю письмо. То да сё, а в конце — давай переписываться. В армии ребятам, которым девушки пишут, дескать, все остальные завидуют. Ну давай. А к концу службы он вдруг про свадьбу намекать начал. Никакого согласия с моей стороны и повода тем более. Он, когда из армии пришёл, приезжал пару раз из Кадуя. Встречались, в кино ходили. Но ничего не было. Совсем — совсем — совсем. Даже не целовались. Но сразу стало понятно, насколько мы разные. По письмам одни, в жизни — другие. Вот и всё.

Нина посмотрела на меня тревожно — верю ли? Я ничего не сказал, просто нашёл её ладошку в вязаной рукавичке и тихонько пожал. Так и шли дальше — рука в руке. Было легко и спокойно. И не требовалось говорить пустые слова, чтобы заполнить паузу.

— Скоро Новый год. — задумчиво произнесла Нина. — Поеду домой, соскучилась по своим.

— А давай вместе поедем к нашим? — неожиданно вырвалось у меня. То есть думал-то об этом я часто, но сказалось как-то само собой именно сейчас.

Нина повернулась ко мне.

— Страшно.

А потом спохватилась:

— Это что же, ты мне так предложение делаешь? Ведь родителям девушку показывают не просто так, а как невесту.

Очень мне понравилось, как она слово «невеста» произнесла. А Нина продолжила:

— Ведь ты же меня совсем не знаешь.

Это я –то не знаю? Тут мне даже врать не пришлось.

— Да я тебя, Нина, целых сто лет знаю. И даже больше! И знаю, что никакую другую мне не надо!

Я уже собрался её поцеловать в подтверждение своей бескрайней и вечной любви, но Нина вывернулась из моих рук и отбежала на несколько шагов.

— А вот ты лучше скажи, как жил без меня. Вот я тебя… прогнала (Нина запнулась на этом слове) — и что?

Я ничего не ответил. Подошёл к ней. Нина стояла смирно и ждала. Чего?

Никогда не считал себя способным к пению. И уверен не был, что вспомню текст. Но всё-таки негромко начал:

Ты была не моей, ты писала не мне,

Ты пыталась уйти от того, что ты знала.

И любовь, как свеча на открытом окне,

Не сгорев, умерла, и осталось так мало.

Я напевал «Журавлей», и Андрей Державин подсказывал мне слова, которые ещё не были написаны, и не давал сбиться.

Нина слушала, слегка наклонив голову.

— А дальше?

И я продолжил:

Ты была не моей, ты писала не мне,

Ты ответила нет, не сказав мне ни слова,

И лишь только ночной безнадежной тоской

Ты ко мне возвращаешься снова и снова.[20]

Когда я закончил, Нина прошептала:

— Не говори ничего. Я поняла. Дура набитая.

Она сняла варежку и провела рукой по моей мокрой от снега щеке. Потом повторила:

— Я поняла. А песня красивая. Только грустная очень. А почему я её раньше никогда не слышала? Откуда ты её знаешь, расскажи.

Мы стояли друг против друга на тротуаре, держась за руки, и редкие прохожие вынуждены были обходить нас. И чего эти двое тут торчат, сердито думали, наверное, они, не подозревая, что здесь и сейчас, может быть, решается чья-то судьба.

— Знаешь, Нина, — начал я, — пусть это будет маленьким таинственным сюрпризом к твоему дню рождения, которого на самом деле не было. Ты сама всё узнаешь, когда придёт время, и очень удивишься. И мы ещё посмеёмся вместе.

— А когда это будет?

Я прикинул в уме.

— Лет через двадцать. Но время здесь ничего не значит.

— А мы тогда будем вместе? — осторожно спросила Нина.

— Обязательно! — подтвердил я.

Примечания

1

ЛТП — лечебно-трудовой профилакторий

2

Старик имеет в виду фильм «Дело Румянцева».

3

Леонид Енгибаров — клоун-мим, выступавший в амплуа «грустный клоун», писатель. Народный артист Армянской ССР (1971).

4

АППГ — аналогичный период прошлого года.

5

ЦДР — Трест «Центрдомнаремонт»

6

«Рексы» — обидное прозвище работников ЦДР

7

В первоисточнике немного по-другому: «Если дружно мы навалимся втроем, мы тесовые ворота отопрем!» Это из Маршака про теремок.

8

Песня Аллы Пугачевой

9

В первоначальном варианте вместо слова «буй» было другое слово. Но по цензурным соображениям его пропускаем. А все претензии к А. В. Евтюшкину.

10

«Трасса» — вовсе не магистраль, а место нелегальной продажи водки.

11

Здесь Воронцов немного путает. В те годы в СССР день учителя праздновали в первое воскресенье октября. Фиксированную дату 5-го октября стали отмечать только с 1994 года).

12

Подразделение разрешительной системы МВД СССР