Предсказание дельфинов - Вольф Вайтбрехт

- Почему бы и нет...?» — удивилась Ева.

Бертель покачал головой.

Амбрасян затем отодвинул стул. - Мы завершим нашу консультацию. Фотографии немедленно отправятся к лингвистам со ссылкой на доктора Мюллера. Майя письменность была бы мне тоже понятнее. Должен признаться, товарищи, что меня всё ещё слишком многое смущает в этой области. Вы не будете исключением. Наберёмся терпения и дождёмся мнения экспертов.

13

Со вчерашнего дня все знали: как и подозревала Ева Мюллер, это была древнейшая клинопись. Лингвисты привлекли экспертов из других стран, ассирийцев, специалистов по Уру, Шумеру и Халдее. Вчера Амбрасян объявил, что начало приблизительно расшифровано; можно предположить, что там можно прочитать: - Мыслящие существа, планета голубая, приветствие, великое знание. Все были глубоко тронуты этим; все, кто ещё сомневался в существовании послания, были похоронены; это были дружеские, радостные, полные ожидания похороны: мыслящие существа, планета голубая, приветствие, великое знание...

Хельга беспокоилась за Бертеля. С тех пор, как было установлено, что существование послания незыблемо, он преобразился. Она знала его целую вечность, прошла с ним через огонь и воду; никогда не видела его таким. Часами он сидел рассеянно, задумчиво, ворча, ворча, словно по её вине не появились ни письмена майя, ни инкские символы. Он сетовал на то, что его теория оказалась ужасной; если это всё-таки клинопись, всё, что он узнал и возвестил об ацтеках, было непонятным, излишним, позорным.

Шварц уговорил его взять несколько выходных. Это его раздражало, словно ему сообщили, что он теперь освобождён от работы. Он

отвернулся от Шварца и побежал к Еве Мюллер. Разговор длился два часа. Они не обсуждали проблемы перевода или толкования слов в начале текста; о послании вообще не упоминалось. Бертель хотел узнать о Переднеазиатском музее в Берлине. Она рассказала ему всё, что знала; она не была экспертом и постоянно подчёркивала это; он вернулся со стопкой книг из библиотеки.

Он забаррикадировался за ней. День сменился вечером, вечер – ночью; он почти не притронулся к еде. Воздух в комнате замер, как и время. Бертель учился. Он делал заметки на листках бумаги, читал и несколько раз тихонько стонал. Однажды он сказал – неясно, обращаясь к Хельге или к себе: - В этом сложном расчёте, должно быть, где-то ошибка, что-то не так. Что он имел в виду, осталось непонятным; Хельга не хотела бы спрашивать. В ту ночь, наедине с Бертелем, без общего разговора, ей было тоскливо.

Так продолжалось несколько дней. Дней и ночей. Когда по радио объявили, что расшифровка сообщения завершена и скоро можно ожидать новостей от Амбрасяна, Бертель собрал стопку исписанных листов и помчался мимо Хельги. В противном случае, по крайней мере, он сказал, что планирует, куда идёт...

Она сидела там, когда в дверь заглянул Шварц. - Не могли бы вы рассказать мне, что происходит с Бертель?» — спросила она его.

- Можно мне на минутку присесть? Да, Бертель, он опешил. Он долго спорил со мной; теперь он собирается представить боссу новую теорию...»

- Если бы это было хорошо, — вздохнула Хельга. - Сейчас его речь о Кецалькоатле имела бы такой успех, о нём бы писали газеты по всему миру, академии прислали бы свои рекомендации... Если бы это было хорошо, и он не съехал с катушек... Мне даже думать об этом неловко...

Шварц собирался ответить, когда по громкоговорителю раздалось объявление: - Профессор Шварц  немедленно к профессору Амбрасяну, профессор Шварц немедленно к профессору Амбрасяну.

- Вот, я так и думал, он мне позвонит. Бертель за последние месяцы неплохо выучил русский, но я знаю Амбрасяна: бережёного Бог бережёт.

- Меня там пустят...»

- Знаете что? Я беру вас с собой как эксперта. Скорее всего, фотографии с клинописью играют свою роль, как и вырезанные детали из вашей мастерской. Захватите свою рабочую тетрадь, хотя бы для лучшего впечатления.

Когда Шварц вошёл с Хельгой, Бертель был одновременно ошеломлён и смущён. - фрау Хубер поможет мне расшифровать некоторые фотографии, — объяснил Шварц в ответ на вопросительный взгляд Амбрасяна. В этот момент Бертель понял, как сильно его недавнее поведение, должно быть, оскорбило Хельгу. Он хотел что-то объяснить, пусть даже здесь, при Амбрасяне, но тут армянин сделал знакомый приглашающий жест: - Пожалуйста, профессор Хубер, мы вас слушаем.

Бертель всё ещё приводил в порядок свою стопку бумаг. Наконец он начал: - Ты, конечно, помнишь, каким скептиком я был, когда услышал, что изменённые ганглиозные клетки якобы являются посланием. Я был ещё больше поражён, когда выяснилось, что это послание написано древнейшим из известных нам шрифтов – шумерской клинописью.

Признаюсь, мне стало не по себе, и уж точно невыносимо. Символы майя вполне соответствовали бы моей теории о Кецалькоатле, но теперь это! Несколько дней я размышлял, имею ли я право публично высказывать свои подозрения об ацтеках; очевидно, теперь на всё смотрели с другой точки зрения. Надеюсь, это объясняет некоторые мои поступки. Даже если это ничего не оправдывает, – тихо добавил он, обращаясь к Хельге. - Сейчас я занимаюсь не только познавательным изучением доисторической истории, истории культуры и сравнительной истории религий. Несмотря на некоторые оставшиеся без ответа вопросы, я составил своего рода хронологию контактов с инопланетной планеты к нам, к Земле. Одновременно я также обсуждал филогенетические проблемы с нашими зоологами.

Он поставил перед Амбрасяном таблицу и без лишних слов начал объяснять:

- Я хотел бы начать с трёх ранее задокументированных высадок астронавтов:

1. Высадка: .Лаурин в Розовом саду около 400 г. н.э. Катастрофа.

2. Высадка: 895 г. в Центральной Америке. Отлёт около 950 г. Очень долгое пребывание.

3. Высадка: 1519 г. в Мексике и Монголии, прибытие с Луны.

***

Вот список того, что кажется достоверным. Что ещё мы подозреваем? Возможно, четвёртая попытка высадки в 1908 году с катастрофой в Сибири. Учитывая интервалы между полётами, расчёт даёт:

Между .Лаурином и Кецалькоатлем: 495 лет. Между Кецалькоатлем и Монголией: 569 лет. Между Монголией и Тунгуской: 389 лет.

Это, я думаю, указывает на определённую закономерность в посещениях. Что ещё мы подозреваем? Высадка, во время которой Дельфинов брали с собой, и на берег привозили обратно с посланием.

Теперь можно довольно точно датировать кодировку послания. Предполагается, что клинопись возникла между 4000 и 3000 годами до нашей эры. Мы должны придерживаться этой точки зрения.

Теперь я