Орион в эпоху гибели - Бен Бова

В высоте искрился энергетический купол, слегка позолотив девственную голубизну небосвода. Где-то на этой безмятежной Земле по-прежнему жили люди, очень похожие на меня самого, жили своей нормальной жизнью, полной печалей и радостей, любви и работы. Но творцы бежали.

Не один час гулял я по городу творцов, превратившемуся в памятник, воздвигнутый ими себе. Мрамор и бронза, золото и нержавеющая сталь, стекло и полированное дерево. А что толку? Обитель богов пока обходится без них, да вот надолго ли? Долго ли континуум будет сохранять стабильность, если Сетх по-прежнему жив, а творцы затерялись среди звезд? Долго ли просуществует род людской, если его беспощадный враг не оставил стараний истребить всех людей до последнего?

Я снова забрел на главную площадь, оказавшись лицом к Парфенону и статуе Афины. На меня смотрело лицо моей Ани; греческий боевой шлем был чуть сдвинут на затылок, изящная рука сжимала огромное копье.

Я простер руки к высившейся надо мной тридцатифутовой статуе, вопрошая бесчувственный мрамор:

– Разве могу я победить в одиночку? Разве я способен на такое?

И тут статуя шевельнулась. Мрамор озарился внутренним светом и затеплился цветами жизни. Ее раскрашенные глаза ожили и устремили на меня серьезный, мрачный взор. Губы зашевелились, и зазвучал знакомый мелодичный голос:

– Любимый, ты не один.

– Аня!

– Я всегда с тобой, даже если не могу помочь тебе напрямую.

– Ты покинула меня однажды! – Память о том, как она отреклась от меня, все еще жгла мою душу.

– Я ужасно стыжусь содеянного, Орион. – Живое лицо статуи готово было расплакаться.

– У тебя не было иного выбора, – будто со стороны, услышал я собственный голос. – Я знаю. Я понимаю. Моя жизнь не так уж важна по сравнению с выживанием всех творцов. И все же это ранит меня больнее Сетхова огня.

– Мной двигали вовсе не столь уж благородные побуждения. Я исполнилась страха смерти. Как простая смертная, ринулась я спасать собственную жизнь, бросив самого любимого во всех вселенных человека на милость жесточайшего из жестоких.

– Я поступил бы точно так же, – отозвался я.

– Нет, Орион, – горестно улыбнулась она. – Ты бы погиб, защищая меня. Ты отдавал свою жизнь множество раз, но, даже столкнувшись с угрозой полного и окончательного уничтожения, попытался бы оградить меня ценой собственной жизни.

Мне нечего было сказать в ответ.

– Сначала я приняла человеческий облик лишь по прихоти, – исповедовалась Аня. – Мне показалось увлекательным делить твою жизнь, ощущать биение крови в своих жилах, любить и сражаться – даже истекать кровью. Но я всегда знала, что смогу бежать в случае необходимости. Я ни разу не вставала перед критическим испытанием истинной смертью. Оказавшись во власти Сетха, я поняла, что погибну навсегда, что меня не станет, и впервые ощутила настоящий страх. И в панике бежала. Я покинула тебя ради спасения собственной жизни.

– Мне казалось, что я возненавидел тебя за это. Но я по-прежнему люблю тебя.

– Я не стою твоей любви, Орион.

– И все равно, Аня, я отдаю ее тебе, – с улыбкой откликнулся я. – Отныне и навсегда. Я люблю тебя на все времена, пространства и вселенные континуума.

Я говорил истинную правду. Любя и прощая ее до конца, я делал это по собственной воле; никто не управлял мной. Это не рефлекс, встроенный в мою личность Золотым. Я воистину любил Аню, как бы она ни поступала со мной. Пожалуй, как это ни парадоксально, я полюбил ее отчасти именно за пережитый первородный страх, с которым приходится столкнуться каждому человеческому существу. Ни один из других творцов не осмелился даже на подобное.

– И я люблю тебя, дорогой мой. – Голос ее звучал все слабее.

– Но где же ты?

– Творцы бежали. Узнав, что Сетх может напасть на них даже здесь, в их собственной обители, они окончательно покинули Землю и во весь дух помчались спасать свои жизни.

– Вернешься ли ты ко мне?

– Остальные творцы невероятно боятся Сетха! Им казалось, что с уничтожением Шеола этому чудовищу придет конец, но теперь они осознали, что он прочно утвердился на Земле. Только ты можешь остановить его, Орион. Творцы надеются лишь на тебя.

– Но мне не под силу сделать это в одиночку! – выкрикнул я.

Ее голос угас. Она исчезла, растворилась; статуя на глазах утратила тепло жизни, превратилась в холодный мрамор.

"Ты должен полагаться лишь на собственные возможности, Орион, – шептал во мне голос Ани. – Творцы слишком напуганы, чтобы решиться предстать перед ним".

– Вернешься ли ко мне ты? – настойчиво повторил я.

– Попытаюсь. – Еще тише.

– Ты нужна мне!

– В час крайней нужды я буду с тобой, Орион. – Голос ее был тише дыхания. – В час крайней нужды, мой любимый…