Повелительница снов - Ирина Дедюхова

Приехав на лето в свой город, Варя окунулась с головой в свершения планов шефа. У нее самой был один научный интерес — писать статьи так, чтобы они поменьше напоминали Герману о неудовлетворенном половом влечении соискательницы. Диссертацию Варвары он вообще не мог воспринимать без специфического юмора. Предложенная ею технология упрочнения грунта при помощи обсадной трубы и ходившего внутри нее сердечника, защищенная несколькими авторскими свидетельствами, слишком хорошо напоминала народный жест, обозначавший совокупление. Герман частенько показывал ей его из-под тишка с серьезной, погруженной в научные раздумья лукавой миной непосредственно на заседаниях кафедры, где обсуждалась ее работа. Поэтому, отвечая на глубокомысленные вопросы коллег, Варя едва сдерживала душивший ее смех.

По ночам из своего города она теперь вместе со своими Исайками неслась по прямой к Герману. До рассвета они еще успевали побывать в древних Ассирии и Китае, где когда-то, в иной жизни Герман бывал с торговыми караванами. Но иногда ей приходили сны из далеких, канувших в Лету дней. Верхом на бронзовом медведе неслась куда-то Клара Семеновна, конопатый Волков снимал крючком кошелки с форточек и уничтожал все зеленые яблоки во дворе, и какой-то забытый голос тихо звал ее: "Варя! Ва-ря…"

А в ее родном городе было то же, что и повсюду. Она иногда встречала прежних институтских однокашников, но дальше обычного "здрасте — до свидания" отношения с ними Варя не поддерживала. Ее сверстники вели устоявшуюся взрослую жизнь: работали, пили водку, рожали и растили детей, получали квартиры и сбивались на паласы и телевизоры. Брат выводил ее в кино на какие-то свои деньги. Мама жаловалась, что, продавая на базаре клубнику, он теперь не отдает ей все деньги, привирая, что клубника перестала быть столь доходным товаром. Кроме клубники брат, за время Варькиного отсутствия, по дешевке продал ее студенческий портфель — «дипломат» и механизм кульмана, который она еще в студенческие годы покупала за поллитру у факультетского лаборанта.

Страсть к продаже так захватила Сережку, что он выгодно продал даже их общий с Варькой велосипед, который они когда-то полгода просили у родителей. Зимой, когда Варя ездила в командировку в Москву по своим заявкам на изобретения, Сережка дал ей деньги на шампуни и кремы. Давясь за кремами в столичных очередях, Варя думала, что у брата, наверно, появились девушки, поэтому он для них и заказал столько подарков. Но все, что привезла Варька, брат, не дрогнув, продал однокурсницам. Время какое-то начиналось другое, поэтому Варя не осуждала брата. Ей вообще жаловаться на него было не за что. Хотя у нее и не было сейчас ухажера, брат старался скрасить его отсутствие, покупая ей на свои деньги мороженное, ириски, колготки там всякие. Торгуя полулегально на рынке косметикой, он неизменно что-нибудь прикупал и для Варьки. И она полностью доверялась его опыту и вкусу. Он гораздо лучше ее понимал, что ей следует носить, а к чему даже присматриваться не стоит.

Фильмы они оба предпочитали зарубежного производства, потому что отечественное кино снималось в этот период, в основном, о творческих, ищущих личностей, у которых в жизни есть большая, иногда непонятная простому народу, цель. Поэтому сам сюжет строился вокруг того, сколько хлопот доставляет главному герою народ, как он мешает ему в воплощении его целей, будь то строительство фонтанов в каждой привокзальной дыре или заводов-гигантов в чистом поле. Люди мешали геологам, дорожникам, космонавтам и рыбакам, но особенно они мешали разведчикам. Конечно, в целом народ оценивался достаточно положительно, но Варька со своей аспирантурой после этих фильмов острее чувствовала собственную жизненную незначительность и ненужность. И потом она так хорошо знала с самого детства, как мешает жить окружающему ее народу.

Заграничные фильмы удивительно много давали ей в сравнении с отечественными. Ее вдохновляло самоуважение главных героев. Причем, чем вреднее для общества была профессия героя фильма, тем больше самоуважения выявляли его эффектные пробежки по экрану. А под конец он обязательно заставлял уважать себя всех — от полицейских и ярко накрашенных актрис, до разинувших рот кинозрителей.

За неимением велосипеда, Варька иногда по привычке каталась на трамваях. Но она оставила это занятие после того, как ее с несколькими лицами трудоспособного возраста среди дня ссадил с трамвая наряд милиции. И долго еще молодой стеснительный милиционер выяснял в районном отделении, почему она в будний день, в рабочее время загружает собой общественный транспорт.

Летом Варька навестила некоторых своих старых учителей. Клара Семеновна долго не узнавала ее, выглядывая из-за дверной цепочки. А потом за чаем все спрашивала, в какой колонии сидела Варька. Ангелина Григорьевна угощала ее пышными пирогами с капустой, рассказывая про девочек из старого класса. Они, оказывается, после школы почему-то предпочитали навещать ее, а не Валентину Семеновну, которая даже жаловалась ей на них в магазинной очереди. Узнав у Ангелины адреса девочек, Варя навестила и их, с удивлением отметив для себя одну странную деталь. Радостно визжащие молодые женщины, когда-то дружно испортившие ей юность комсомольским задором, совершенно не помнили этого. Они вспоминали только какие-то общие моменты про сбор макулатуры и походы в кино. Странность заключалась не только в этом, но и в том, что, искренне радуясь ее появлению, они были уверены, что она училась с ними до десятого класса.

"А помнишь, как мы сидим на биологии в девятом классе…" — в захлеб вспоминали они. Как же она их действительно достала за семь лет совместного обучения, как же въелась она им в душу, что они помнили даже ее платье на выпускном вечере, на котором она никак не могла быть…

А некоторых давних друзей, с кем она в детстве играла в войну во дворе, заросшем бузиной, она навестила на кладбище. Они все-таки добрались до своей войны в чужом краю с палящим солнцем. На их могилах не разрешали тогда указывать, что ребята погибли в Афганистане, не позволяли помещать на памятниках их последние фото в солдатской форме, поэтому ребята так и смотрели на нее со своих могил со старых снимков в гражданском, такими, какими она их хорошо помнила. Могилы Афони и Костыля были ухоженными, а последний приют Клевкина она нашла с трудом в зарослях одичавшей акации. Прибрав его могилу, она, выставив стакан и для Клевкина, выпила и помянула его. И только сейчас она, наконец, поверила, что его уже нет, что никогда он не приедет за ней в огромный чужой город, где ей так плохо одной.