Порт-Артур – Токио - Александр Борисович Чернов

Ознакомительный фрагментнесколько сбивчивое и путаное объяснение: – Обнаружение затесавшихся среди вас негодяев – заслуга не чудотворной иконы, а новейшего прибора – металлоискателя. Арка, через которую вы все вынуждены были пройти, его главная часть. А икона… Она нужна была более для отвлечения внимания злодеев. Просто объяви мы о металлоискателе, они выбросили бы пистолеты в толпе или начали бы стрелять направо и налево. Да и мы тогда, не зная, кто именно из депутации хочет убить государя, вынуждены были бы обыскивать вас всех. А если кого из вас застрелили бы эти вот гады, все потом обвиняли бы в том «кровавое самодержавие». Но государь император и сам давно хочет встретиться с истинными представителями трудового народа (святая ложь…), и ничто не сможет его остановить в его стремлении!

– Чай, поди, мы не совсем идиоты, господин дохтур, – раздался голос того самого старого мастера, – сам гальванером[6] на Путиловском и догадался о вашей машинке, как только провода разглядел, что арку обвивают. Чудотворной иконе они ни к чему, это верно. Только молод ты еще, дохтур, уж прости меня, старика, судить, в чем промысел Божий…

– Не нам, простым смертным, дано судить о промыслах Его, – пришла на помощь работяге, явно запутавшемуся в непривычных для него длинных словах, великая княгиня. – Он ведь способен действовать не только через гудящую и светящуюся икону. Он может, дабы не смущать умы чудом Божьим, просто послать гениального изобретателя именно туда и тогда, когда нужно. Чтобы тот изобрел этот металлонаходитель именно перед покушением на помазанника Божьего. Это как в притче о набожной женщине, которая при наводнении три раза отказывалась садиться в лодку, все ждала, что Бог ее спасет. Когда же утонула, душа ее пришла к Господу и спросила: «Отчего же Ты мне не помог?» И что Он ей ответил?

– А кто тебе, дура, три раза лодку посылал? – ответил тот самый путиловский мастер и сразу же поправился: – Простите, ваше императорское высочество, старика…

– Отчего же, за исключением лишнего бранного слова вы совершенно правы, – неожиданно весело ответила Ольга. – Ну а теперь пройдемте, господа, а то государь уже заждался.

– Вы хотите сказать, что после всего, что тут случилось, после раскрытой попытки покушения на его императорское величество, – запинаясь, выдавил из себя бледный как мел организатор шествия, – государь захочет встретиться с нами? И нас всех сейчас не арестуют?

– По поводу вас лично не уверен, – отрезал Вадик, которому моложавый политикан-священнослужитель был совершенно не симпатичен. – Вам я бы порекомендовал готовиться объясняться с вашим начальством в охранном отделении по поводу того, что вы, гражданин Гапон, фактически организовали шествие, под прикрытием которого к царю едва не подкрались убийцы. А что будет с вами дальше… Это не мне решать.

Раскрыв истинного «работодателя» Гапона, Вадик забил первый гвоздь в крышку гроба его карьеры «вождя народных масс». После чего со спокойной совестью передал бразды правления разворачивающегося в Зимнем невиданного доселе действа дворцовому коменданту, гофмейстеру и иже с ними. Его первый пункт в сегодняшней программе был выполнен на отлично. Разрыв шаблона у большинства рабочих депутатов, увидевших воочию браунинги эсеровских боевиков и уже примеривших на себя виртуальные нерченские кандалы соучастников едва не свершившегося цареубийства, явно читался на их лицах. Значит, пришло время для появления на подмостках главного актера…

– Господ выборных прошу следовать за нами! Его величество примет вас для беседы о ваших проблемах и во многом справедливых просьбах и пожеланиях.

* * *

Государь и самодержец всея Великия и Малыя Руси давал аудиенцию пролетарской депутации в Малом тронном зале. Царь, с непокрытой головой, в мундире капитана 1-го ранга российского флота, неподвижно, будто каменное изваяние, восседал на троне те бесконечные две-три минуты, пока господ рабочих заводили в зал и выстраивали перед императором в некое подобие ровной шеренги. При этом одни нестройно кланялись, другие суетливо крестились. Гапон, судя по всему, совершенно растерявшийся, не выказывая никакого норова, будто растворился среди остальных членов депутации. Кроме них в зал допустили нескольких журналистов и фотографа.

Наконец, после того как рабочие сами выпихнули вожака-пастыря на середину своего пестрого подобия строя, император встал. Сверкнул магний у фотографа, когда вошедшие, как один человек, без всякого сговора и понукания, склонились перед своим государем в поясном поклоне. Не стал исключением и Гапон…

– Господа выборные, итак, вы здесь. Перед нами. И ваш государь не убит «сей минут, сей секунд», как бы кому-то из присутствующих под этими сводами этого ни хотелось. – Царь говорил спокойно, негромко, словно куда-то в дальнюю даль, бесстрастно глядя перед собой, прямо сквозь потемневшего лицом, как будто уменьшившегося ростом Гапона. – Желаем и вам всем жить и здравствовать…

Николай выдержал короткую паузу, после чего в абсолютной тишине продолжил:

– Вы просили нас о встрече, дабы искать защиты и утешения в ваших бедах и горестях. Голос ваш был нами услышан. Вы даже взяли на себя труды предложить нам, как именно мы должны вам помочь, изложив сие в верноподданническом адресе. Документ оный нами прочитан со всем возможным вниманием. Мы находим многие жалобы ваши справедливыми, а помыслы и просьбы – честными. Посему, выражая вам наше монаршье благоволение, мы нашли возможным суждения и решения наши по каждой из забот, вас одолевающих, сегодня вам изложить.

Царь величественно опустился на трон, легким кивком отпуская подданных. Аудиенция была закончена – официальная. Но главное действо было впереди.

* * *

В одной из гостиных дворца непривычно булькали три двухведерных самовара. Но не успели выборные разобраться с местами у поставленных буквой «П» столов, как перед ними вновь появился государь. Во взгляде самодержца Вадику было заметно отражение яростно бурливших эмоций: Николаю только что во всех подробностях доложили о предотвращенном покушении. Согласитесь, одно дело слышать от Плеве, Дурново, Банщикова и остальных, что его кто-то настолько не любит, что намеревается убить, и совсем другое – подержать в своей руке браунинг, из которого в тебя могли десять минут назад всадить всю обойму.

Для депутатов буря чувств, промелькнувшая на лице Николая, и сменившее ее суровое, решительное выражение его глаз означали несгибаемую волю и решимость принять народную петицию, несмотря на все происки врагов народа (Вадик не удержался и ввернул это выражение еще при обыске Рутенберга). Тихий одобрительный гул, пронесшийся по рядам выборных, был услышан, укрепив уверенность царя в правильности спланированных действий: сорванное покушение добавило козырей, и проработанная совместно с Банщиковым, Дурново и Победоносцевым канва разговора вполне соответствовала моменту.

– Ну что ж, господа. Оставим формальности этикета, будем говорить свободно. Вам так будет