Броня Молчания - Владимир Осипцов

class="p1">Она вроде бы уже и собиралась вернуться, божественный Каминакабаро каким-то образом сумел уговорить её, он сложил крылья, пикируя к ней, будто сам сумасшедший, да ей вдруг взбрело в голову ему подражать — тоже сложила крылья и бросилась вниз. А потом пришла волна, разбившаяся об Императорский утёс с такой силою, что брызги взлетели выше божественного Каминакабаро, а осколки скалы долетели до дворца… Поднятый ею вихрь и подвёл черту жизни несчастной Ёсико — божественного Каминакабаро прошвырнул сквозь два ряда туч, а её со злобной силою размазал по Императорскому Утёсу…'

Метеа представляла себе эту ситуацию — тут даже божественный Каминакабаро наверняка бы ничего не успел и в более благоприятной обстановке. Южная резиденция микадо «Сигнальный огонь» возвышалась над высоким обрывом — Сигнальной Кручей, архитектурно подчинённая встроенному в её комплекс маяку. Узкие щели и осыпи Сигнальной Кручи создавали весьма сложный рисунок ветров в округе, да тут ещё и находящийся на расстоянии считанных минут лёта Императорский Утёс, рассекающий волны, как плавник акулы. Вместе со своими сёстрами — каверзными скалами, ограждавшими побережье, вместе с императорской резиденцией и городом Сидзуе, он прикрывал их от непрошеных гостей-пиратов, не давая им подойти на безопасное расстояние для десанта на Южную Дорогу. Даже осенью, в относительно спокойную погоду, там было опасно летать — что уж говорить о весне — поре знаменитых бурь, которыми славился Берег Прибрежных Гор!

'…Он всё-таки вытащил её тело. Он — божественный Каминакабаро, он ещё раз доказал, что заслужил носить свой титул. Сразу начался страшенный шторм, три смерча завились на наших глазах буквально на расстоянии плевка от Императорской Скалы — казалось, само море оплакивало гибель Ёсико. Поднялся такой ветер, что нас-то, конных, и то чуть не сдуло! А каково было летающему там Божественному⁈ Он вернулся вскоре после нас — всё-таки вернулся, принеся на руках разбитую, но всё ещё дышащую госпожу Сломанная Ветка. Принёс для того, чтобы она сделала последний вздох на моих руках.

Тут бы и Сэнсей оказался бессильным — ни одной целой кости, лоб проломлен до мозга, её и донесли-то потому, что божественный Каминакабаро завязал её платье как котомку. Моих сил хватило лишь на то, чтобы снять боль перед концом. Как помню, сделала укол — она открыла глаза, и вновь ясным, незамутнённым безумием взором посмотрела на меня, и сказав: «Мама…» — умерла…' — маленькая принцесса заплакала, уронив листик с письменами. Говорили, что Мамору и Ёси красивая пара, обещали им замечательных детей, будущих достойных пера историка императоров Края Последнего Рассвета. Ну, вот как оно обернулось — не было удачи для Наследного Принца, даже его жену — тёзку счастья, забрала неумолимая судьба… Когда Кадомацу вернулась к чтению, некоторые иероглифы оказались попорчены горестной слезой:

'…С последним ударом её пульса сверкнули тысячи молний и прогрохотал такой гром, что у некоторых женщин драгоценности выпали из оправы, или разбились. Про зеркало маяка я уже не говорю — я только отпустила её руку, как по крыше раздался ужасный грохот, противный скрежет, и мы с веранды увидели этот жуткий ливень из осколков стекла. А потом пошел уже и настоящий, небесный… Отец твой укрылся от бури в корабле — так только этот корабль и остался на своём месте, все остальные пошвыряло в город, а в самом городе, как языком, слизнуло подчистую два квартала. Слава Будде, не так много народу погибло, как можно было ожидать — заброшенные бурей в город корабли спасли многих. Я же во время бури занималась приведением в порядок тела Ёсико и самого божественного Каминакабаро — он ведь тоже порядком повредился, когда воевал со смерчами. Он мне и рассказал, что произошло на самом деле.

Оказывается, она где-то стянула меч — а может, ей и кто-то дал, не думали ведь, что она опять сумасшедшая! Сумела сломать клинок, чтобы удобнее спрятать — откуда только сила у безумцев берётся! Божественный Каминакабаро хотел её уже спускать вниз — видел, что приближается шторм, она заспорила, и, говорит, голос был такой ненатуральный, что он сам поднялся, чтобы её убедить. А она — только увидала, что он взлетел, с хохотом крикнула: «Поймай меня!», сложила крылья, вытащила двумя руками обломок, и перерубила верёвку (это всё пока падала — откуда, говорится сила…) — и, распахнув крылья, полетела… Божественный Каминакабаро понял, что она опять помешалась, и бросился следом… ну остальное, я уже сама видела и про то тебе написала. Обломок меча мы нашли потом — на верхней площадке маяка, то ли она так забросила, то ли шторм постарался — не знаю…'

«…На похороны собралась чуть ли не вся планета, приехал и Сабуро и Ичико, она тогда забрала твоих суккубочек к себе, и мать госпожи супруги наследника — совсем ослепла от горя, полезла на погребальный костёр, еле выручили… а ведь вроде отреклась от мирского, вот она, родительская любовь-то. Я поэтому никогда не пойду в монастырь, будь у меня хоть один живой ребёнок, и ты не ходи — никакая святость не стоит тех минут, когда ты прикладываешь своё дитя к своей груди» — дочь императрицы усмехнулась. Её мать, как и все знатные дамы, пользовалась кормилицами, об одной из которых и писала сейчас. Хотя… что-то странное рассказывала Кико про её мать и Императрицу, но то были слухи, слишком не укладывающиеся в сложившийся образ, поэтому она с детства их пропускала мимо ушей.

«Смерть полюбила Императорский Дворец, начиная с этих похорон. Твоя новая Фрейлина — Мико, дочь Кавабато, поперхнулась на поминках рыбной косточкой, и через три дня мы зажигали ещё один костёр. Её мать, получая урну, призналась мне, что отправляла дочь в наложницы императору, а не тебе в свиту — почему ты мне ничего не рассказала⁈» — эта откровенная ложь заставила Кадомацу в бешенстве смять невиновный листок бумаги и бросить материнское письмо об стол — конечно же, всё на самом деле было наоборот! Вошедшая в поговорку глупость госпожи Кавабата заставила её похвастаться перед подругой-императрицей — и подписать смертный приговор своей дочери…

Кадомацу в бессилии стиснув кулаки так, что когти вонзились в ладони, села, нахохлившись на краю кровати, думая, за что же судьба наказала её такой матерью? В наивном детстве, беря пример с родителей, девочка, до жути похожая на мать (разве что цветом кожи отличались), оказываясь перед выбором, всегда старалась поступить по-доброму, по-честному, по справедливому, твердя себе, что именно так бы поступила любимая мама — сделала бы всё хорошо. Теперь,