Берег Живых. Выбор богов. Книга третья - Анна Александровна Сешт

– То есть, безразлично, до тех самых пор, пока он не начал представлять опасность.

Пугаясь простой правды, стоявшей за его словами, девушка возразила:

– Если б царица хотела ему навредить, то не стала бы ждать. Когда они с отцом только поженились, Хэфер был совсем ребёнком. Проще было избавиться от него ещё тогда, разве нет? И потом, Нэбмераи, они с дядей ведь расследовали убийство, и мать принимала непосредственное участие в поисках. Это их осведомители обнаружили то проклятое эльфийское поместье.

– Обнаружить то, о чём знаешь, не так уж сложно, – веско заметил Таэху. – А после оказать всю посильную помощь. Что до ожидания… Мы не знаем, какие ещё силы вовлечены во всё это. Возможно, только теперь подготовка завершилась, и момент был подходящим. А возможно, она надеялась, что Владыка изменит своё решение о преемнике.

– Я не вижу за этим цель. Какой бы матерью ни была Амахисат из рода Шепсаит – царицей она всегда была совершенной. Даже я это понимаю. Разрушить дело всей своей жизни просто так? Ради чего?

– Почему же разрушить? Создать череду событий, которая приведёт к лучшему результату. И всё это можно сделать, служа Обеим Землям и величию народа верно и истово. Поддержать фракции, мечтающие о мести соседу. Расширить влияние Империи. Заменить одного наследника другим…

– Ренэфом, – прошептала Анирет.

Она подумала, что да – ради того, чтобы возвеличить любимого сына, мать и правда пошла бы на многое…

На многое, но всё же не на такое!

– Ренэфа едва не убили в Лебайе, – жёстко напомнила царевна. – Мать бы никогда не подвергла его такому риску, ради сколь угодно высоких целей. Даже если предположить невероятное – что она и правда могла бы желать… смерти Хэфера. Вот я произношу эти слова и не верю в них. Ты ведь сам говорил об ударе, направленном на обоих моих братьев! Это всё нити одного полотна событий. Я могу с уверенностью сказать тебе: царица скорее бы отравилась сама, чем рисковала бы жизнью Ренэфа.

– Покушение на Ренэфа и бой в холмах действительно плохо ложатся в эту историю, – согласился Нэбмераи. – Разве что в Лебайе что-то пошло не так, как она предполагала. Не по изначальному плану. Тогда ровно сейчас она меняет узор сети, и кому-то крепко не поздоровится. Посмотрим, кому именно.

– Боги, да я даже думать об этом трезво не могу! Хорошо, а как ты объяснишь вот это? Хэфер был объявлен наследником трона не один год назад – опять-таки, зачем выжидать? А когда он… погиб – посмотри! Отец в итоге призвал в прямую ветвь рода моего дядю. Для влиятельных лиц Империи именно дядя, а не Ренэф – негласный наследник! И царица не могла не предусмотреть этого заранее… – когда Таэху холодно прищурился, Анирет всплеснула руками. – Нет, только не говори, что ты ещё и дядю подозреваешь. Он же знает о нас с тобой! И я всё рассказывала тебе, показывала письма. Скажешь, они в сговоре?

– Скажу, что нам нужно как следует подумать, кому из Эмхет желал служить Павах до того, как стал Храбрым Инени, – устало возразил Нэбмераи. – И какую цель он видел перед собой, чтобы пойти на то, о чём после пожалел, – Таэху окинул царевну многозначительным взглядом.

Анирет вдруг вспомнила свой сон, в котором рядом вместо Нэбмераи был Павах, и содрогнулась. Мысль о том, что её могли обещать кому-то в награду, ужасала, особенно когда она думала, в награду за что могли обещать.

– Мне не хватает смелости поговорить с ним снова, – чуть слышно призналась царевна. – Я понимаю, что должна попытаться ещё раз… и не могу заставить себя.

– Скорее, тебе хватает милосердия не делать этого, – мягко возразил Нэбмераи. – Что бы в нём ни уцелело от него прежнего… видеть тебя ему, должно быть, настолько же невыносимо, насколько и отрадно.

Сердце сжималось при мысли о духе в оковах мёртвого разума. Анирет со вздохом уткнулась в плечо Таэху.

– Но правитель не всегда может позволить себе милосердие… не так ли?

– Ты всё знаешь и так, моя царевна.

Анирет почувствовала, как Нэбмераи потёрся щекой о её волосы, обнимая её крепче, и постаралась не думать о его страшных словах, от которых под ногами разверзалась бездна.

* * *

Ночь кровавого пламени врезалась в сознание такой же глубокой нестираемой печатью, как ожоги – в плоть. Вспоминая и переосмысливая, она до сих пор не могла до конца осознать, что же пережила. Но гость с Западного Берега был реальным, как и гневный взор Стража Порога. Боги не были слепы – Они видели всё. И как бы ни усыпляли убийцы свою совесть разговорами о необходимости содеянного – приговор теперь был ясен, и оправдаться можно было лишь одним способом.

Исполнить клятву.

Идаэт не собиралась лукавить перед Богами, как не собиралась и предавать свои изначальные обещания и стремления. Страж Порога прочтёт её сердце, увидит всё, что она сделала, и почему. Но прежде, чем явиться во дворец к Владыке, она должна была закончить ещё кое-что.

Искусные целители обработали её раны смягчающими боль бальзамами, и повязки покрывали её плотно, точно мумию. Плоть мучилась, горела, но воля Идаэт была сильнее боли. Женщина не дала себе времени на исцеление и позволила лишь небольшую слабость: проделала этот путь не пешком, а в паланкине. Пустыня была не милосерднее разгневанных Богов. Жаркое дыхание Владыки Каэмит выпило бы из неё последние силы, которые требовались ей для иного.

Давно Идаэт не доводилось бывать в Обители Таэху. А с тех пор, как произошло всё это, она и вовсе не решилась бы приблизиться к этим руинам, которые на самом деле руинами не были.

Но теперь так было нужно. Её небольшой отряд прибыл сюда вместе с другими паломниками, и жрецы провели их сквозь преломлённое иллюзией пространство ложных дверей. Идаэт ожидала, что проход дастся ей тяжело… Тяжелее, чем уже было после встречи с мертвецом, ей не стало. Возможно, Владычица Таинств, Госпожа Очищающей Боли, зрившая в самую душу, одобряла путь, который собиралась проделать нынешняя матриарх угасающего рода Мерха. Очищающая Боль, да.

Вечер спускался на Обитель, когда Идаэт со свитой расположилась в просторных покоях одного из гостевых домов. Плата за постой была невелика для вельмож и шла на поддержание храма. Идаэт распорядилась, чтобы жрецам заплатили больше – увеличивать пожертвования не возбранялось, это оставалось на усмотрение постояльцев.