Продавщица 4: А с платформы говорят… - Анна Наумова

На клочке бумаги, который я прихватила с собой, был указан адрес школы, где мне предстояло работать. Я решила сходить туда заранее, чтобы с утра в понедельник не скитаться по улицам в поисках нужного мне дома. Как говорила моя бойкая и никогда не унывающая подружка Лида: «В этой жизни, Дашка, нужно все просчитывать наперед, плавать, как акула, с раскрытой пастью, чтобы не упустить своего…». Вот и я, следуя совету подруги, решила просчитать все заранее.

Смоляная улица, дом такой-то… Смоляная… Где же это? В голову ничего не приходило, хотя я и прожила в Ленинграде — Петербурге больше пятидесяти лет. Надо бы загуглить в картах. Привычным движением я уже сунула было руку в карман за новеньким смартфоном, подаренным мне мужем Гошей по случаю официального бракосочетания. Однако вместе приятной кожи чехла, который я сама же и сшила, чтобы уберечь драгоценный подарок от царапин и сколов, пальцы нащупали лишь кругленькую баночку, размером чуть больше знаменитого вьетнамского бальзама «Звездочка».

Достав ее, я увидела узоры с завитушками и прочитала надпись: «Пудра. Кремль». В другом кармане были новенький флакон духов «Красная Москва» в лаконичной красно-желтой коробке и черный брусочек туши. Наверное, Дарья Ивановна купила все это по случаю незадолго до того, как в ее тело невесть каким загадочным образом попала бывшая продавщица Галочка. Такой же тушью, кстати говоря, пользовалась некогда моя мама. Держалась эта субстанция на ресницах просто ужасно и постоянно осыпалась, но альтернативы почти не было, а посему даже за такой весьма посредственного качества косметикой выстраивалась очередь.

Итак, все ясно. Никакого смартфона у настоящей Дарьи Ивановны нет и не было. А возможно, и не будет. В ридикюле искать его смысла нет. В двухтысячных, когда сотовые телефоны завоюют рынок, ей будет уже за семьдесят, и ей, скорее всего, внуки торжественно презентуют телефон с крупными клавишами, именуемый в народе «бабушкофоном»… Хотя не факт. Возможно, настоящая Дарья Ивановна здравствует до сих пор, лихо управляется со смартфоном и ежедневно записывает видеокружки с сообщениями для своих внуков. Знаю я таких милых и очень «продвинутых» бабулечек: и смартфонами пользуются, и даже за рулем гоняют, и на электросамокатах…

Вздохнув и очередной раз напомнив себе, что из всех карт в этом мире мне светит только бумажная, да и ту еще надо где-то разыскать, наверное, в ларьке «Союзпечати», я, преодолев смущение, спросила у прохожего — сурового вида дядечки, одетого в плотный шерстяной костюм и с портфелем в руках:

— Извините, пожалуйста, а как до Смоляной улицы добраться?

— Смоляная? — рассеянно переспросил дядечка, ставя портфель, на вид — очень тяжелый, прямо на землю. — Ух ты, ешкин кот. Спину-то как защемило! Надо бы жиром барсучьим смазать! Смоляная… Смоляная… Ах ты ж, голова два уха! Так это Вам на Обуховскую надо. Аккурат на метро и доедете, от «Елизаровской» трамвай ходить должен. Номер трамвая, уж извините, не помню, старый я стал. Ну ничего, вы там местных и спросите. А сюда-то Вас как занесло?

«Я и сама хотела бы это знать», — подумала я, но, не став, разумеется, посвящать добросердечного прохожего в историю своего «попаданчества», просто поблагодарила его и двинулась в сторону метро «Гостиный двор», по пути завернув, конечно же, в знаменитую «Пышечную» на Желябова, теперешней Большой Конюшенной. Правда, чтобы попасть туда, мне пришлось отстоять очередь.

А почему бы и нет? Именно здесь, в легендарном заведении, расположенном в в здании бывшей Французской реформатской церкви, кушали пышки знаменитые петербуржцы — Михаил Боярский, Александр Розенбаум и многие другие. Сюда забежали и мы с моим будущем мужем Гошей во время нашего первого свидания. Тогда Гоша, знающий все и вся, ходячая энциклопедия, сообщил мне, что до революции в помещении будущей пышечной располагалась известная цирюльня, которую посещал одиозный «старец» — Григорий Распутин.

Когда мы с Гошей, вдоволь нагулявшись и замерзнув, взяли себе по несколько пышек на картонной тарелочке и чашке чая, разместились у окна, возле наших ног начала тереться местная достопримечательность — знаменитая трехцветная кошка Пыша. Я ее осторожно погладила, а шерстяная красавица вежливо ткнулась мокрым холодным носом мне в руку. Но сейчас никакой Пыши и в помине не было — она еще не родилась. Мимо меня туда-сюда сновали только сотрудницы пышечной в белых фартуках.

Невский район, куда мне предстояло ехать, был мне хорошо знаком — именно там прошли первые десять лет моей жизни. Позже мы с родителями переехали в другой район. Удивительно, почему же тогда название «Смоляная улица» мне ни о чем не говорит? Поедая вкуснейшие пышки, присыпанные сахарной пудрой, я внезапно поймала себя на мысли о том, что сейчас, наверное, где-то по проспекту Обуховской обороны возят в коляске, произведенной на Дубненском заводе, крохотную Галю… Сейчас настоящей мне должно быть около восьми месяцев… Я, конечно, ничего не помнила из тех времен, а посему искренне радовалась, что мне выпала возможность увидеть Ленинград семидесятых. Когда я вошла в более-менее осознанный возраст, на дворе уже стояли восьмидесятые годы…

Детские коляски того времени, надо сказать, делались из каких-то неубиваемых материалов и передавались по наследству, пока не приобретали совсем уж плохонький вид. Потом их отдавали детям более старшего возраста для игр или использовались для перевозки вещей. Не брезговали, надо сказать, поношенными колясками уже и взрослые — в них перевозили стеклотару, которую сдавали за деньги в приемные пункты. Ну а детвора не заморачивалась раздельным сбором мусора и попросту устраивала гонки на таких колясках. Были они довольно крепкими и отлично выдерживали даже большеньких дитятей. А для детей от года были забавного вида миниатюрные двухколесные колясочки. Была и у меня такая — сохранилась где-то старая фотография дома. Я, в теплом пальто, держащая пупса в руках, сижу на коляске, а позади — любимая бабуля. Где-то она сейчас? А ведь в семидесят пятом году она была совсем не старой, лет сорок пять, не больше…

Взглянув на часы, я поняла, что пора спешить. Доев вкуснющую пышку с сахарной пудрой и допив остатки чая, я перестала предаваться приятной ностальгии и не без приключений, но все же добралась до нужного мне адреса.

Ленинградский метрополитен семидесят пятого года меня, привыкшую к Питеру 2024 года, конечно же, удивил. Не было и половины тех станций, к которым я уже привыкла: «Академической», «Площади мужества», «Политехнической», «Девяткино»… А зеленая ветка вообще заканчивалась станцией «Ломоносовская»! Нет, я привыкла, конечно, что питерское метро существенно уступает московскому, но