Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая - Геннадий Борисович Марченко

— Хорошо, тут я с вами, пожалуй, соглашусь. А как вам вот такая идея… Наши современники, комсомольцы, студенты какого-нибудь московского вуза, едут отдыхать, ну, допустим, в Белоруссию. Там у одного из них родня живёт. Места отличные, природа и всё такое. И вот идут они купаться на какое-то озеро или случайно на него в лесу натыкаются. Решают окунуться, жарко же… В общем, резвятся в воде, ныряют и… В какой-то момент выныривают в 1941 году.

В общем, выдал я ему в сжатом виде, пока он готовился приступить к поеданию жюльена, сюжет фильма «Мы из будущего». Причём, как только я начал рассказывать, Павлов меня остановил:

— Подождите, Арсений…

Отодвинув в сторону приборы и пустую тарелку, он достал из кармана пиджака блокнот и ручку.

— Всё время с собой ношу, вдруг какая-то мысль в голову придёт, — пояснил он. Подошёл официант с подносом в руке, начал расставлять тарелки с едой, коньячный графинчик. Павлов по такому поводу предложил немедленно выпить за знакомство. Рита, правда, чуть пригубила, мы же с писателем хлопнули по рюмашке. Это, наверное, только в СССР так принято — пить коньяк из рюмок. Ну да всё это формальности, видимость, важнее то, что в рюмке. А коньяк, кстати, оказался весьма неплохим.

После этого я продолжил говорить, а писатель очень быстро стал за мной записывать.

— Не удивляйтесь, — улыбнулся он, не отрываясь от работы, — стенографию пришлось в свое время освоить.

Время от времени он отрывался от записей, слушая меня с чуть ли не раскрытым ртом, после чего, спохватываясь, снова начинал быстро строчить в блокноте. Да и Рита только накрашенными ресницами хлопала, переваривая услышанное.

— Думаю такой вот сюжет пройдет на ура, — заключил я свой рассказ. — С идеологической точки зрения подкопаться будет не к чему. Напротив, наши современники-комсомольцы, пусть они даже на первых порах выглядят как откровенные разгильдяи, оказываются достойными памяти дедов, которые отстояли нашу независимость. Кстати, в следующем году как раз тридцати пятилетие Победы будет отмечаться. Так что, если вы к тому времени напишите книгу, она будет очень, как говорил один известный человек, своевременной.

Вообще-то это Ленин сказал про роман Горького «Мать», но я решил обойтись без уточнения.

— Отличная идея! — чуть ли не подпрыгнул на своём стуле Павлов. — Всенепременно возьмусь за роман, а вы… Я же до сих пор не знаю, как вас зовут! Арсений и Маргарита? Прекрасные, редкие имена…Так вот, Арсений, через пару месяцев, а то и раньше, у меня будет готов черновик, и я вам пришлю его на читку. Диктуйте ваш адрес, телефон — всё, что есть.

— Записывайте, — я продиктовал свои адрес и телефон, а заодно и фамилию указал. — И на всякий случай запишите координаты моей невесты. Мы планируем с ней после свадьбы — а она планируется на конец июня — перебраться в новое жилище, так что к моменту, как черновик будет готов, меня может по этому адресу уже не оказаться.

Я снова продиктовал, Павлов записал и спрятал блокнот с ручкой обратно во внутренний карман пиджака.

— И учтите, Арсений, вы на обложке будете указаны как соавтор… Даже и не спорьте. И половина гонорара ваша по праву. Уверен, такая книга обязательно будет напечатана. И первым делом отнесу её Полевому — главному редактору журнала «Юность». А потом уже к юбилею Победы, надеюсь, роман выйдет отдельным изданием. Ох, как же это я удачно зашёл!

— Вы знаете, Сергей Иванович, но мне кажется, эта тема — тема попаданцев — вообще весьма перспективная. Так сказать, не паханное поле, особенно в СССР. Тут можно ох как развернуться! Вот, к примеру, Первая мировая война… Согласитесь, что о ней в общем-то особо не пишут.

— Ну, война империалистическая, поэтому, наверное, идеологически неправильная.

— Согласен. Но ведь там же так же воевали наши русские люди, боролись за свободу своей страны…

— И за кошельки буржуев, — хмыкнул Павлов.

— Не без этого, выбора-то у них не имелось. Хотя у меня относительно Первой мировой вот тоже сюжет неплохой есть.

— Ну-ка, ну-ка…

— Вот представьте, наш современник, отличный хирург служит в Средней Азии в пограничных войсках, и случайно погибает от пули бандитов, которые пытались перейти границу…

Да простит меня талантливейший писатель Анатолий Федорович Дроздов, но тему «Зауряд-врача» я выдал чуть ли не в полном объеме. Как помнил, конечно.

Павлов так же все быстро записал, при этом совершенно не обращая внимания на окончательно остывшую еду. Когда я закончил, он промокнул салфеткой вспотевший лоб.

— Вы знаете, Арсений, если, как вы говорите, это альтернативная история… Хм, тут надо будет подумать, как все подать.

— Так время ещё есть. Главное — успеть опубликовать книгу к юбилею Победы.

В этот момент к нашему столику подошёл Высоцкий.

— Извиняюсь, что мешаю вашему общению, — с улыбкой сказал он и посмотрел на Павлова, который, без сомнения, узнал артиста. — Владимир.

Писатель с пиететом пожал протянутую руку, явно испытывая что-то вроде небольшого культурного шока. А Высоцкий снова повернулся ко мне.

— Арсений, хорошо, что вы с невестой ещё здесь. Когда, напомни, у вас свадьба? 30-го? В 10 утра… Я вот тебе записал свой адрес и телефон домашний, — он протянул мне листочек, вырванный, похоже, из такого же блокнотика, в который записывал мой рассказ Павлов. — Я ведь могу и закрутиться, забыть, а ты мне от правь приглашение почтой — тогда точно не забуду.

— Хорошо, обязательно отправлю… Отправим, — поправился я. — На вас и Марину.

— Но это, опять же, если я буду в Москве, а не в европах, куда меня жена летом на месячишко хочет увезти… Ох!

Он неожиданно схватился за сердце и медленно присел на остававшийся единственным свободным стул.

— Что случилось? — тут же спросил я. — Сердце?

— Да-а, — поморщится досадливо Владимир Семёнович, — прихватывает иногда, потом отпускает.

— С сердцем шутки плохи, — покачал я головой. — Давно обследовались?

— Месяца три назад. Стенокардию нашли, предлагали подлечиться, да куда там с моим графиком… Фух, кажется, полегчало. Ладно, пойду, там у нас компания подобралась, Никита Михалков с Адабашьяном подошли, новый их фильм обсуждаем, который сейчас в производстве находится, там Табаков Обломова играет.

— «Несколько дней из жизни Обломова»? — не удержался я.

— А, может быть,