Московский Целитель. Я пришел править - Евгений Прядеев

— Так, Емеля… — Я задумчиво почесал лоб, глядя на стоящего передо мной домового. — Ты чай любишь?

— Я больше кофе люблю, — потупился малыш, как будто сказал что-то очень неприличное. — Только не растворимый, а настоящий, из турки.

— О как, — восхитился я. — Ну тут я, наверное, окажусь плохим хозяином. Турка есть, а вот зерна закончились.

— Ну нет так нет, — вздохнул Емеля. — Дедушка вообще говорит, что нам, домовым, пить кофе нельзя.

— Почему? Болеете? — Мозг отчаянно требовал хоть какой-то ясности в ситуации и цеплялся за любую связь происходящего с реальностью. — Что такого плохого в кофе?

— Дедушка говорит, что это чужой напиток, иноземный, а значит, приличным домовым его пить не следует, — пояснил Емеля. — А мне нравится, хоть дедушка и ругается.

— Ладно, я учту, — пообещал я то ли себе, то ли домовому. — Тем более чувствую, что встречаться теперь мы с тобой будем часто.

— Зачем? — испугался чего-то Емеля.

— Да просто так, — улыбнулся я. — Я же в этих силовых и прочих делах человек новый. Так что буду у тебя совета спрашивать, что и как правильно делать. Так ты как? Чай будешь?

На чай Емеля поначалу согласился, но вот напиток, заваренный из пакетиков, считать таковым категорически отказался.

— Это ж вода просто, — с подозрением заглянул в гостевую чашку малыш, а затем отодвинул от себя подальше. — Цвет есть, запах есть, а все остальное — дрянь сплошная.

— Так уж и дрянь, — не согласился я с домовым. — Может быть, тебе просто непривычно?

— Да ты сам посмотри, — взмахнул маленькой ручкой домовой. — Внутри не травы, а пыль одна, вдобавок с какой-то грязью перемешанная. Пакетик непонятно из чего сделан, веревочка вообще какой-то дрянью пропитана.

Емеля говорил с такой искренней убежденностью, что мне и самому как-то расхотелось пить чай из пакетиков. А вот трюфельные конфеты домовому определенно понравились. Он так смешно сощурился, когда засунул одну в рот целиком, что я не смог удержаться от широкой улыбки. Было видно, что ему очень хочется еще, но домовой дисциплинированно держал руки на коленях и даже не пытался тянуться за следующей.

— Емеля, ну ты чего в самом деле? — не выдержал я мучений домового. — Тебе же сказали, угощайся, значит можно кушать не стесняясь.

— Дедушка говорит, что надо быть скромным, — застенчиво улыбнулся малыш. — А то я сейчас все конфеты съем, и мне потом будет стыдно.

— Не будет, — снова улыбнулся я. — Это же я предложил, а не ты их сам берешь без спроса. Но все равно молодец, что дедушку слушаешь.

— Дедуля у меня мировой, — снова счастливо прищурился Емеля, жуя вторую конфету. — Он здесь недалеко домовой, в Центральном районе. Раньше на том месте деревня стояла, так вот мой дедушка в доме старосты хозяйничал.

— Ничего себе, — впечатлился я. — Прям заслуженный домовой.

— Конечно, заслуженный, — приосанился Емеля. — У плохого домового человек никогда карьеру не сделает. Если дома порядка нет, то никакая работа ладиться не будет.

— А потом что? — Мне действительно стало интересно. — И это в какой деревне было? Челобитьево?

— Почему Челобитьево? — удивился Емеля. — Село Мытищее, оно здесь с незапамятных времен стояло. Дед сказывал, что когда староста новый дом построил, вот тогда он к нему и попал.

— Обалдеть! — всплеснул я руками. — Это же сколько всего интересного он мог видеть. Ему уже давно пора на пенсию и мемуары писать обо всем, что видел.

— Да ты что! — замахал руками Емеля. — Если домовой хозяйские тайны всем подряд рассказывать станет, то не видать ему покоя. Ни на этом свете, ни на следующем.

О как! Никогда бы не подумал, что в потустороннем мире такие строгие правила. Казалось бы, чего бояться? Уголовный кодекс домовым явно не грозит. Что же тогда? Соседи заругают? Или Священная Инквизиция придет? О каком покое он тогда рассуждает?

— И что же, например, может случиться? — Я решил не ломать голову и спросить напрямую. — Другие домовые осудят?

— Да нет же, — вновь замахал руками Емеля. — Вернее да, и это тоже. Но это не главное. Домовой защищает дом — значит, и тайны его тоже. А здесь как бы сам вынес чужое добро наружу. И все. Дом такого отвергать начнет, дела делаться не будут, а там, возможно, и совсем придется от предназначения отказаться. Ну и после смерти тоже ничего хорошего.

Домовой замолчал, углубившись в какие-то свои мысли. Мне даже показалось, что он попросту забыл о моем существовании.

— Эй! Емеля! — окликнул я домового. — А что значит после смерти? Там же нет ничего.

— Если бы, — вздохнул малыш, и его лицо в этот момент показалось мне очень взрослым, если не сказать старым. — Я не знаю, что там. Я пока живой, и жить хочу долго. Но дедушка говорил, что после смерти у многих все только начинается.

От таких слов по спине у меня непроизвольно побежали мурашки.

— Что все? — переспросил я, заранее понимая, что не услышу ничего хорошего.

— А ты узнать торопишься?

Блин, вот как-то не ту тему для разговора мы выбрали. Тем более последний вопрос задал не Емеля, а кто-то неизвестный за моей спиной.

Глава 3

Спал я плохо… Впрочем, в данной ситуации даже слово «спал» прозвучит слишком громко. Я отключался буквально на пять — десять минут, а затем просыпался и брел на кухню курить и пить воду.

Мне снился Матвей Ильич, укоризненно грозящий мне указательным пальцем, доктор из клиники, аппарат КТ, в который меня почему-то укладывали домовой Емеля со своим дедом…

Дед у Емели, кстати, вообще лютый оказался. Обматерил меня такими словами, что даже у меня уши в трубочку сворачиваться начали, а затем забрал внука и ушел. Такое ощущение, что я прокаженный какой-то. Что-то подобное старый домовой вчера и высказывал. Дескать, Целители всегда рядом с несчастьями ходят, и старые боги особенно таких, как я, не жалуют… Знать бы еще, о каких именно старых богах идет речь.

Интересно, Емеля появится, если