Мрачново - Степан Александрович Мазур

Но тут палка полностью оправдала поговорку о том, что и она раз в год становится артиллеристским орудием. То есть стреляет. Видимо, это был тот самый день в году. Фёдор ощутил сильный удар по ноге. Орехом.

— Ты чего хулиганишь, хомячок? — возмутился он.

— Я! Я тебе покажу хо… — но договорить мохнатый защитник леса не успел. Перемахнув через Фёдора, из грузовика вылетел гусь. Ухватил хомяка за шкирку и закинул прямо в гнездообразную причёску хозяина.

— Я его держу! — схватил суслик за волосы Фёдора, но сам запутался в шевелюре.

Кто кого держал — это был ещё большой вопрос.

Но суслик оказался вовсе не одиноким воином. Со всех сторон что-то запищало, заклокотало, и в Фёдора, да и в Майки тоже полетели снаряды. Шишки да орехи. Особенно опасны были шишки — от них тоже множились шишки. Только на лбу.

— Бежим! — крикнул Фёдор Андреевич, вывалился из машины, которая почему-то перестала тарахтеть и теперь спешно закрывала окна от пчёл.

Но далеко убежать не удалось. За ногу Фёдора ухватила лоза. Она извивалась змеёй и ползла всё выше, стремясь запутать всего Фёдора, который на ногах не устоял, а повалился на землю. Теперь он и сам ощутил себя как тот самый суслик, что всё ещё пребывал у него на голове.

Правда, мохнатый так и не понял, что сам угодил в плен, а продолжал голосить:

— Поймал! Держу! Далеко не уйдёшь!

Гусь высоко подпрыгнул. Летать он не особо умел и раньше, когда ещё перья были на месте, в виду чересчур обильного питания. Но в последнее время научился отлично прыгать, имитируя полёт. В экстремальных путешествиях и не такие фокусы освоишь, убегая от машин или духов.

Вот и теперь гусь взмыл вверх, отталкиваясь мощными лапами от земли, сделал сальто и спикировал прямо на Фёдора.

— Эй-эй, сейчас не время гнездования! — вскрикнул тот, утягиваемый лозой в лес. — Меня тут лиана в лес тащит! А у нас они расти не должны… климат не то-о-о-от!

Но гусь вместо приземления на голову впился клювом во взбесившуюся лозу.

Хватка моментально ослабла, и теоретически Фёдор мог встать. Но не хотел. Потому что шишко-ореховый артобстрел продолжался. И гусь тоже прилёг. Продолжая жевать поверженную лозу.

Одним глазом он поглядывал на Фёдора, а другим следил за обстановкой. Его острый гусиный глаз, словно сканер, скользил по лесу, словно в тепловом диапазоне.

Гусязавр-хищник поскользил. Полз на брюхе, отталкиваясь от земли лапками. Он так обычно передвигался после сытного обеда, но то в пруду. Теперь же приходилось учитывать силу притяжения. Она, знаете ли, не давала от земли оторваться.

Но сила притяжения действовала и на шишки с орехами. Которые тоже имели свойство не только притягиваться к земле, но и больно бить. Физика жестока и беспощадна. Как и география.

Взгляд гуся упёрся в пень. Вместе с самим гусязавром. Но интересовал его не пень, а то, что в нём. Внутри прятался большой и толстый, и, наверняка, очень вкусный горошек. Причём с мини-рацией, что координировала весь театр боевых действий.

— Позиция раскрыта! — закричал в рацию генерал Горошек. — Повторяю, я обнаружен! Прекратить операцию. Диверсия прова…

Гусязавр просто сунул в расщелину пня длинный клюв и выдернул Горошка из укрытия. Подбросил вверх не хуже жонглёра, а затем поймал широко раскрытой пастью. И проглотил.

Обстрел моментально прекратился. А суслик дал дёру в кусты, более не удерживаемый врагом. И лишь зоркий взгляд мог с ходу подсказать, что никаких прочих сусликов, белое и прочей разумной фауна в районе не наблюдалось. Зато хватало безумной флоры, занимающейся диверсией на когда-то подконтрольной Оспе территории.

И та резко остались без командования. А те из фруктовощей, грибягод и порядком выросших в размере пчёломётов, кто поближе находился, ещё и разглядели гусязавра во всей красе. Мохнатый и лысый, одетый и голый одновременно, он вдруг поднялся из-за пня и, зажевав их генерала, заявил о желании продолжить охоту по лесу.

Только охота та была на зелёную армию.

— Алегуген! — кричал гусязавр, бегая по лесу как тиранозавр, и порядком выросшими лапками сносил пни, раскалывал сухие брёвна, а заодно и пожёванное бревно с дороги пытался убрать с криком. — Цап-цап-цапцаруген!

— А вы верите в бога? — вдруг раздалось рядом с директором.

Фёдор поднялся, озадаченно почёсывая причёску. Перед ним стоял мужик в пальто и шляпе. Без единого волоска растительности. Но даже когда наклонился, шляпа не упала с головы.

Диво. Но ещё больше удивлял гусязавр. Если бы их двоих попросили описать это существо, их показания противоречили бы не только друг другу, но и самим себе. Потому что всё противоречие гусязавра не укладывалось даже в маленьких овощных головах. А кабачки-диверсанты, всё-таки знали толк в удивлении.

Фёдор Андреевич, наконец, сообразил, что плен закончен, а его больше никто не держит. Он бодро вскочил на ноги и, перепрыгнув преградившее Майки путь бревно, хотел уже рвануть к магазину на своих двоих, но вынужден был замереть.

— Погодите, бойтесь муравьёв! — вдруг заявил лесной мужчина в шляпе.

— А чего их бояться? — не понял бывший директор, где детей как раз учили не бояться муравьев и прочих тараканов. Потому что самих тараканов в школе хватало. Взять хотя бы столовую.

— А чего они сусликов в плен захватывают? — ответил вопросом на вопрос мужик в шляпе и шляпу ту снял.

Директор так и застыл на месте. Так как перед ним стоял рогатый мужик. А те ровно вдвое интереснее мужиков без рогов. Но Фёдор в процессе боя потерял очки. И рога принял за причёску.

— Какая восхитительная укладка! — заявил он. — Не дадите адрес парикмахера?

— Конечно, — улыбнулся мужик и протянул договор и ручку. — Запишите тут, на листике.

Директор взял ручку и начёркал на листике каракули, чисто чтобы ручку расписать. Но неожиданно для себя подписал договор с Сатаной и стал третьим всадником Апокалипсиса. В отличие от доставщика-Армагедоныча, что никогда не читал договоров, или Михаэля, который поставил роспись за ребёнка, желая той славы, на этот раз рогатый снова воспользовался слабостью человеческой.

А именно — плохим зрением.

Посчитав дело сделанным, Сатана тут же исчез. А Фёдор вдруг увидел мир на много километров вокруг как на ладони. И никакие очки ему для этого не понадобились. Теперь у него в каждом глазу будто по микроскопу было. И