Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

Сердце в груди колотило так, что готово было выпрыгнуть наружу. Обида на себя медленно, но неуклонно, перерастала в презрение к себе.

— … А хорошо ты устроился, братишка, очень хорошо, — презрительно ухмыльнулся Александра, до хруста сжимая кулаки. — Деньги текут рекой, дом полная чаша, министерские погоны на плечах, жена в кружевном белье… Черт, опять эти кружевные трусы вылезли! А все вокруг, значит, пусть в задницу идет, так? Пушкин, конечно, не герой с обложки, но точно бы не стал стоять в стороне.

Был ли это момент психологического надлома, эдакий ценностный кризис, не понятно. Может был, а может и нет. Главное, парень понял, что так больше продолжаться не может. Он больше не может оставаться в стороне и спокойно строить свое собственное уютное сытенькое и закрытое от всех гнездышко. Не может, не должен и не будет.

— Получится — не получится, правильно — неправильно, но я, по крайней мере, попытаюсь что-то изменить в этом мире, попытаюсь сделать что-то, действительно, важное.

Он поднял голову, наткнулся на зеркало, и едва узнал себя в отражении. Лицо изнеможенное с впавшими глазницами и заострившимся носом, как у покойника.

— А потянешь, старина? Сейчас хорошо, сытно, всем нравишься, а потом? В кусты не спрячешься?

Шептал и внимательно вглядывался в свое отражение, словно ждал из зазеркалья ответа.

— Потяни, все потяну… А начну с крестьян.

Отодвинувшись от зеркала, Пушкин решительно схватился за перо.

* * *

Санкт-Петербург.

Уже на следующее утро разразился грандиозный переполох, как ни странно, связанный с газетой «Копейка». Уже ставшая обыденной, знакомой для людей, она вдруг вновь прогремела на весь Петербург. За какой-то час был до самой последней газеты раскуплен десятитысячный тираж, потом следующий, и следующий, и следующий. У мальчишек-разносчиков происходили целые сражения, когда за пару последних экземпляров люди в кровь били друг друга, матерились так, что уши у прохожих уши от стыда в трубочку сворачивались. У типографии, где печаталась «Копейка», и вовсе, целая демонстрация случилась, на разгон которой со страху целый эскадрон казаков прискакал. Думали, что беспорядки начались.

Возмутителем спокойствия оказалась не сама газета, а лишь заметка в ней с невероятным названием «Не могу молчать». А вот, собственно, и сама статья.

«Пишу не по чей-то прихоти или развлечения ради, а по зову души, ибо не могу больше молчать. Нас, дворян, называют благородным сословием, солью земли Русской, ее честью и совестью, приносящим обществу наибольшую пользу и обладающим выдающимися талантами! Но дает ли это нам право владеть людьми, как бессловесной скотиной? Кто нам дал это право? Лично Господь Бог? Богородица? Пришло время твердо сказать, не может и не должен один человек владеть другим человеком! Я, Александр Сергеевич Пушкин, готов это сказать. В течение этого месяца все крепостные крестьяне, принадлежащие Пушкиным, получать вольные, и дальше смогут сами определять свою судьбу, как и определено самим Господом. А вы готовы последовать моему примеру?».

* * *

с. Михайловское, Псковская губерния

Над сельской дорогой клубилась пыль, кавалькада всадников — четверо драгун во главе с капралом и мужчина в чиновничьем вицмундире — скакала в сторону Михайловского.

— … Господин становой пристав, разрешите вопрос? — скакавший первым капрал потянул на себя вожжи, заставляя своего жеребца поравняться с лошадью чиновника.

— Ну? — недовольно буркнул пристав, даже не поворачивая головы. Видно было, что, покрытый с ног и до головы пылью, он по горло сыт всей этой поездкой. — Чего надо?

Капрал сочувственно покачал головой. Он-то привычный скакать верхом, по службе целыми сутками приходилось скакать то с важным пакетом, то в сопровождении особой персоны. Становой пристав же, как пить дать, больше в присутственном месте сидит да бумажки перебирает.

— Вот, хлебните, — служивый протянул небольшую фляжку, которую только что вытащил из под плаща. — Отвар, бодрительный, сам на травах настаиваю по еще батюшкиному рецепту. Один глоток, и сразу отпустит.

Взяв фляжку, чиновник сделал глоток, чуть помедлив сделал еще один. Зажмурился и медленно выдохнул. Похоже, и впрямь, полегчало.

— Хорош отвар, — благодарно кивнул пристав, возвращая фляжку. — Ты, чего спросить хотел?

— Так в полку болтали, что господин Пушкин решил всех своих крестьян на волю отпустить. Врут, поди, — скептически скривился капрал. — Кто в здравом уме решится от своего отказаться? Это же какие деньжищи…

— Не врут. По этому делу мы и едем в Михайловское, — чиновник похлопал по большой кожаной сумке, что висела на его плече. — Здесь сто восемьдесят шесть вольных грамот для всех крестьян Михайловского. Это еще ничего страшного, капрал. Вот мой товарищ поехал в Болдино, а там, прошу заметить, почти две тысячи крестьян, которым господин Пушкин также выписал вольные грамоты. Вот так-то…

От удивления капрал едва не свалился с жеребца. Но справился с минутной слабостью, выпрямился и с выпученными глазами уставился на ту самую кожаную сумку с вольными.

— Это же целое состояние…

К полудню они прибыли на место, и не откладывая дело в долгий ящик собрали крестьянский сход. Возле господского дома столпились все сто восемьдесят пять крестьян [только Витька Ахромеев сын пару дней назад скончался, оттого общее число и не сходилось], которым становой пристав и зачитал извещение об освобождении.

— … Сим следует считать вас свободными сельскими обывателями. Вот ваши вольные грамоты, — чиновник вытащил пачку бумаг и с силой тряхнул ими перед собой.

Толпа некоторое время стояла молча, едва дыша. А в какой-то момент, словно прорвало. Первым рухнул на колени какой-то древний дедушка и начал истово креститься. Следом за ним свалился длинный как жердь мужик в прокопченном кузнечном фартуке, и стал с воем кататься по земле.

— Шподобилась, гошподи, шподобилась… — плакала беззубая старуха, смотря на золотой купол церквушки выцветшими глазами. — Дошдалась…

ОБЫЧНАЯ РЕКЛАМА

Книга "Всемогучий!

Наивный парень получил от инопланетян Силу и решил осчастливить простых людей. Одним бесплатно давал продукты, другим закрывал кредиты, третьим просто отдавал деньги, четвертых лечил, пятых защищал от бандитов. А дальше…

https://author.today/reader/404122/3740575

Глава 26

Почти святой

* * *

Санкт-Петербург

Думал ли Пушкин, что своим поступком «свернет горы»? Надеялся ли, что освобождение крестьян станет знаковым для думающей части высшего света и многие последуют его примеру. Честно говоря, ходили в его голове такие мысли.

Александр рассуждал просто: общество давным давно готово к этому, мысль о