Апостолы - Наталья Точильникова

Мы подошли к аэропорту, и в здании разом зажегся свет. «Почему они не стреляют?» — думал я. — «Неужели решили сдать аэропорт без боя». Странно. Я ждал вестей от Марка, и не выпускал из рук телефон. Марк командовал десантом.

Вдруг справа от меня раздался стон. Я резко повернулся. Влад корчился на земле, схватившись за горло, из которого торчал нож. Впереди упали еще два солдата.

— Ложись! — коротко скомандовал Эммануил. — Но сам остался стоять. И рядом с ним стоял Матвей. Из укрытия выскочил отряд японцев, вооруженных катанами. Но, пройдя не более трех шагов, они застыли на месте, словно их что-то остановило.

Матвей лениво наклонился к Сергею и потянулся за автоматом:

— Дай, пожалуйста.

Он взял автомат, выпрямился и вопросительно посмотрел на Господа. Тот кивнул. И Матвей дал залп. В упор. По японским солдатам. Ни криков, ни стонов. Только падающие тела, как в замедленном кино. Живых не осталось.

Он наклонился ко мне и помог встать.

— Все нормально, Петр.

Я почувствовал жжение в знаке, на тыльной стороне кисти правой руки и прикусил губы.

— Кроме всего прочего посвящение освобождает от некоторых комплексов, — усмехнулся Матвей.

Эммануил строго посмотрел на него.

— Ну, я же ничего не сказал, — пожал плечами мой друг.

— Все равно будь посдержаннее. В здание! — приказал Эммануил солдатам. — Аэропорт должен быть захвачен не позднее полуночи. И осторожнее. Холодное оружие тоже представляет опасность.

Тут у меня зазвонил телефон.

— В городе бои, блядь! — кричал в трубку Марк. — Японцы лезут прямо на стволы со своими железками. Мы их расстреливаем. Захватили их парня. Ранен был. Вообще, они в плен не сдаются. Парень сказал, что у них все огнестрельное оружие вышло из строя. Еще две с половиной недели назад, когда электричество отключилось. Недоглядели. Прирезал себя, блядь! Сэппуку! Если мужик ранен и еще в сознании, он себе брюхо распарывает, чтобы живым в плен не попасть. А у Филиппа две бабы с небоскреба бросились, когда туда наш вертолет приземлился. А так ничего, продвигаемся. Все равно автоматы против мечей — это избиение младенцев. Вы осторожнее там. Они в засадах поджидают и лезут в рукопашную. Дерьмо собачье!

Я честно пересказал Марков спич, аккуратно вырезав всю лексику, не являющуюся необходимой для понимания ситуации и могущей оскорбить слух Господа. Господь кивнул.

— Пожелай им удачи.

Я пожелал.

— Это называется атака в стиле «банзай», — прокомментировал Варфоломей. — Когда сражаются не ради победы, а для того, чтобы достойно умереть.

— Я бы предпочел, чтобы они достойно жили, — заметил Эммануил. — Если бы они сразу капитулировали, не было бы ни одной жертвы.

— Господи, разреши мне пойти вперед. Я неплохой мастер кэндо. Это пригодится в рукопашной схватке.

— Это не дуэль, Варфоломей. Дуэль — поединок равных. А когда люди сражаются со своим Господом, действия первых называются бунтом, а второго — справедливостью.

— Но я знаю местные обычаи. Я…

— Здесь надо знать автомат, а не местные обычаи. Угомонись, Варфоломей, ты мне нужен здесь.

Я сочувственно посмотрел на Варфоломея. Жаль. По-моему, он просто устал ждать приказа Господа о сэппуку. Еще раз жаль. Варфоломей являл для меня пример совершенного человека, поскольку обладал красным дипломом и черным поясом. Нет, первое я еще в состоянии понять, но уж второе!..

Варфоломей покорно склонил голову.

Аэропорт был взят к одиннадцати вечера, а к утру город был нашим. Около девяти Марк сообщил об аресте императора. Только аресте. Эммануил строго настрого приказал пальцем его не трогать.

В десять пятнадцать Господь вошел в комнату, где содержался потомок Богини Солнца, и охрана встала у дверей. Они вышли вместе. На руке у императора чернел символ спасения.

В полдень по радио и телевидению, которые, наконец, заработали, было передано сообщение о капитуляции и обращение императора к японскому народу. Мы победили.

Мы с Марком направлялись в район Есивара. Точнее, туда направлялся Марк. Лично я совершенно не понимаю, зачем платить четыреста солидов за то, что можно получить совершенно бесплатно. И у Марка проблем с этим ничуть не больше, чем у меня. Нет, язык, конечно, у меня лучше подвешен, зато у Марка общий вид куда солиднее.

— Ну, говорят, гейши — это совсем другое дело, — оправдывался Марк.

Мой друг явно эффективно избавлялся от порока скупердяйства: сначала алмазные запонки, теперь это. Уж не заболел ли?

Город медленно приходил в себя после войны. Убрали с улиц камни и битое стекло, вставили новые стекла в окна и витрины. Местное население смотрело на нас косо, но предпринимать что-либо не осмеливалось. Тем не менее, мы взяли с собой двух телохранителей, Сергея и Артема. Вечерние улицы были ярко освещены. Вскоре, мы оказались под сияющей зеленой вывеской с надписью: «Бильярдная». Я оживился.

— Марк, давай зайдем.

— Ты играть-то умеешь?

— Еще бы! В студенческие годы это составляло основную часть моих доходов.

— Да-а?

— Сомневаешься? Сейчас увидишь!

Мы поднялись на второй этаж, и я подошел к одному из столов. Марк с охраной откочевал в бар. Здешний бильярд несколько отличался от нашего: лузы были больше, а шары меньше. Возможно, так даже проще. Я поинтересовался, играют ли здесь на ставки (еще как играли!) и для разминки сыграл на сто солидов. Не то, чтобы мне нужны были деньги, но без этого как-то скучно. Играть оказалось непривычно, но я быстро приноровился и выиграл. Потом еще. Мне это понравилось. Солиды местных «мастеров» покорно оседали в моих карманах, а их бывшие хозяева только с уважением смотрели на знак на моей руке, когда я держал кий, верно, считая, что все дело в Солнце Правды.

— Петр, может пойдем? — пристал ко мне уже изрядно подвыпивший Марк.

— Хочешь — иди!

— Ладно, тогда я охрану тебе оставлю, — согласился Марк и опрокинул в себя остатки чего-то, содержавшегося в маленькой фарфоровой чашечке.

Часа через два со мной уже никто не решался играть, и я пошел к соседнему столу. Здесь был свой чемпион. Японец, но на его руке тоже был знак. Странно! Мы здесь недавно, и общей присяги еще не было, а я не знал этого человека.

Он в очередной раз выиграл и улыбнулся мне с истинно японской вежливостью.

— Хотите сыграть?

— С удовольствием. На сколько?

— У меня не совсем обычное предложение. Если выигрываю я, то вы слушаетесь меня во всем в течение месяца, если вы — то наоборот.

Я внимательно посмотрел на него.

— Это ставка Лойолы в игре против Франциска Ксаверия^[53]. Вы иезуит?