Здесь был СССР - Кирилл Николаевич Берендеев

грудью и никак не может согнать улыбку с лица. И с одурманивающим блаженством, написанным на его лице, Павел вышел из тупичка, в котором располагался дом Рашиды Фатиховны, и отправился в центр. Можно было проехать на автобусе, но он никак не мог вспомнить цену на проезд в то время и потому не решился сесть в него, уже по дороге поругивая себя за излишнюю робость, но и находя одновременно необычайно приятным такое вот путешествие.

Всю дорогу его сопровождала сорока, треща и перелетая с дерева на дерево, точно недовольная его вторжением. Глядя на нее и снова не в силах не улыбаться, он подумал, что так вот отдохнет месяца два, а затем, уже в августе, будет устраиваться в ателье Бреймана, помнится, он в то время искал закройщика для партии «английских» курток из темной джинсы. Павлу хорошо помнились ярлычки на этих куртках, одна из которых была подарена ему на день рождения, кажется, на совершеннолетие, – made in Anglia. И выпендривался перед приятелями в ней, и действительно верил, что это английское производство, пусть и так странно написанное.

С таких вот курток и брюк Брейман начал свое дело, а уже через год арендовал магазин под свой «Торговый домъ Бреймана». Он дойдет до него, это за поворотом пока еще заброшенный склад готовой продукции. Потом хозяин переберется в областной центр, где и появятся филиалы его домов с твердым знаком уверенности на конце. В девяносто втором начнет торговать турецким ширпотребом. Со временем купит турагентство, выстроит на окраине городка православную церковь и создаст рекламную службу, выпускающую свою газету бесплатных объявлений, а в девяносто шестом поставит своего губернатора во главе области. Почти ничего не потеряет в девяносто восьмом или ловко закроет потери новыми доходами, торгашеский нюх у него в самом деле работает по высшему разряду. Когда Павел покидал свое время, Брейман уже завершил создание информационного холдинга и готовился к открытию сети дешевых отелей по европейской части России и в соседних странах.

А сейчас ему нужен всего лишь закройщик, только хороший закройщик: товары под маркой Бреймана, будь то брючная пара или майка с незамысловатой зарубежной рекламой, неизменно отвечали высшим требованиям качества, тяп-ляп мастеров он просто презирал.

Вот и закрытый склад, Павел подошел к заржавевшим воротам, хлопнул приветственно рукой, точно здороваясь. Ателье Бреймана через дорогу, крохотный закуток в подвале дома сталинской еще постройки, надпись «требуется» еще не украшала стены возле входной двери. Он прошел мимо входа в подвальчик, где в этот час жужжала швейная машинка, с сознанием того, что через некоторое время придет наниматься на работу. Пока же время терпит, и он еще отдыхает, постепенно привыкая к ожидавшему его второму шансу.

А потом… он не удержался и, потратив восемнадцать копеек, купил эскимо. Мороженое, покрытое изморозью, кусалось с трудом, но под жарким солнцем, нехотя клонившимся в вечер, постепенно теряло свои кристаллические свойства. Но главное, конечно, сама покупка, сам факт того, что он купил и где, вернее, когда.

Он частенько покупал здесь мороженое, почти всегда, когда выпадал свободный денек и не находилось иных дел кроме ленивой прогулки по центру городка, неизменно проходившей мимо ателье и завершавшейся у площади Юности, образованной универмагом, кинотеатром «Союз», старой закрытой на веки вечные синагогой и сквериком напротив киношки, из которого выглядывал, потрясая зажатой в руке кепкой, гипсовый Ильич. За сквером проходили пути железной дороги, на той стороне за пыльным вокзалом находились новые кварталы, куда он переехал с родителями в восьмилетнем возрасте из полуразвалившегося барака у станции и откуда возвращался летами на каникулы.

Доев мороженое, он вошел в универмаг и купил страшненькие темно-синие плавки с пришитым пластмассовым якорем. Будет в чем искупаться завтра. Затем побродил еще немного, в универмаге было немноголюдно, ассортимент уж больно бедноват, только в отделе женского белья толпилась очередь человек в сорок. Видно, что-то «выбросили», скорее всего, что-то дефицитное, ради чего женщины и решились на долгое ожидание. Ну и на первом этаже в продуктовом зале привычно суетно: нечто очень нужное заканчивалось, и слышались голоса: «Больше трех в руки не давать!» Услышав призыв, он улыбнулся. Однако выяснять, что именно завезли, не стал, вместо этого сунулся в комиссионный отдел, там же на первом этаже, и купил то, что очень давно, пятнадцать лет назад, поразило его до глубины души – безделушку, потратить на которую два восемьдесят пять он тогда не решился. Сегодня он мог, вернее, даже хотел себе это позволить: стройный бронзовый светильник высотой в два вершка с янтарными каплями полыхающего пламени.

Положив покупку в карман рубашки, он вышел из универмага. Поневоле обернулся. На здании, привычная глазу, виднелась надпись метровыми буквами: «МЫ СТРОИМ …ИЗМ». Первая часть слова завалилась в прошлом (он стал пытаться мерить время нынешними величинами) году и до года его отправления оставалась неизменно отсутствующей. И тогда, и сейчас изречение считалось подходящим ко времени. Завидев ее, люди, не знавшие о ней ранее, удивлялись. Павел же улыбнулся ей как хорошему другу, который здесь – и тогда, и сейчас – все так же с ним.

Обойдя синагогу, он вышел на тенистый проспект Жуковского – центральную улицу городка, по странной прихоти не носившую имен ни Ленина, ни Маркса. Время перевалило за пять пополудни, но проспект оставался по-прежнему тих. Объяснение этому он нашел, покопавшись в собственной памяти: сегодня еще только четверг. Зато уже начиная с завтрашнего дня городок начнет наполняться туристами, прибывающими отдохнуть на выходные из областного центра. Население его удвоится на это время, и массы отдыхающих в эти самые предвечерние часы запрудят улицы, неспешно прохаживаясь вдоль бесчисленных заборов дачного поселка по эту сторону железной дороги или по тенистым аллеям самого городка по ту сторону, лениво разглядывая привычные памятники, изрядно засиженные голубями. С утра пораньше вдоль Воскресной улицы, что проходит у самой станции, выстроится множество женщин предпенсионного и пенсионного возраста, держащих в руках или положив перед собой на коробку нехитрый, но востребованный товар, примутся на все лады предлагать его всем встречным-поперечным, отчего шум и гам на улице будет стоять невообразимый. От столпившихся масс улица сделается непроезжей, и стремящиеся попасть кратчайшим путем на соседний рынок водители примутся искать обходные пути.

Укромные уголки и подземный переход под станцией облюбуют попрошайки, которых уже не будет гонять милиция, занятая другими делами: отловом шустрящих на рынке карманников, а к вечеру – сбором и развозом излишне весело отмечающих выходной день в вытрезвители. Сейчас, если он свернет на Чистопольный переулок, то, сделав небольшой крюк, как раз пройдет под окнами одного из таких, расположенного в здании середины девятнадцатого века, бывшего земского указа, о чем есть соответствующая табличка на его фасаде.

Но он не стал делать крюк, сделает в другой раз, сколько их еще у него будет! Сейчас он шел к Рыночной площади – пока еще широкой и привольно озелененной. Позже, в середине девяностых, реконструированной, суженной, забитой транспортом и утыканной по краям современными монолитными «сундуками» всевозможных контор. Одно из этих зданий будет перестроено Брейманом под ресторан и ночной клуб.

Но Рыночная площадь огромна и пуста, и лишь редкие домики прошлого века теряются, разбросанные среди зарослей вишен и лип. А за поворотом шумит пристанционный колхозный рынок, шумит пока еще тихо и вразнобой. Продавцы постепенно сворачивают торговлю и подсчитывают барыши или убытки. Обыкновенно в этот самый час когда-то, когда был на пятнадцать лет моложе нынешнего своего возраста (так лучше определять свое нынешнее и прошлое положение), он бродил среди пустеющих рядов рынка, приобретая по сходной цене продукты к завтрашнему дню. Павел и сейчас