Блудные братья - Евгений Иванович Филенко

Кратов вдруг засмеялся.

– Верите ли, – сказал он, – я впервые встречаю человека, гражданина Федерации, который плохо говорит на интерлинге!

– А, – Озма улыбнулась и сделала рукой отметающий жест. – Я не имею способностей к языку. Пишу с ошибками. Я вообще дефектрикс… ни к чему не имею способностей.

«Дьявол, я давно уже не теряюсь в женском обществе! Меня не повергнут в смущение ни принцессы, ни блудницы. Но я не представляю, о чем беседовать с голосом во плоти!»

– Вам не холодно? – нашелся он наконец. Озма расправила складки своего одеяния, напоминавшего просторный меховой балахон.

– Нихиль… нисколько, – сказала она. – Они так заботливы!

«Слышал бы это Носов! Да и остальные члены клуба любителей эхайнов впридачу!»

– Когда мы расстались… – продолжала женщина.

«Расстались! – мысленно скривился Кратов. – Меня оторвали от тебя, сударыня, скрутили как тряпку и унесли под мышкой в поганый каземат, чтобы на средневековый манер посадить на цепь!»

– …то двое из тех важных персон в шляпах проводили меня в замок.

– Замок?!

– Кастеллум… я не знаю, как сказать по-вашему… Конечно, это был не замок. Удивительное строение… формозе… хрустальная пагода. Там все было из разноцветного стекла. Все сверкало и переливалось. Как они могут жить внутри таких игрушек?! Кажется, я что-то там разбила. Невозможно было повернуться, чтобы не разбить. Я укрылась в уголке и какое-то время плакала. Потом спала. Потом проснулась, немного попела – так, для себя. И, кажется, что-то еще разбилось… А потом за мной пришли. Женщина… беллатрикс… самая большая женщина, какую я только видела в жизни.

– Геобкихф Эограпп, – усмехнулся Кратов.

– Да, кажется… Хотя я не уверена. У меня плохая память на имена. Вас как зовут? – вдруг спросила она озадаченно.

– Константин, – сказал он обреченно. – Константин Кратов.

– Это имя я, наверное, запомню. А вы и вправду стойкий… оловянный солдатик?

– То есть?!

– Ну, непреклонный… неколебимый? – Кратов глупо моргал, трудно пытаясь сообразить, причем здесь какой-то солдатик, да еще из мягкого металла, и Озма поспешила ему на выручку: – Это ваше имя!

– А, понятно, – смутился он. – Нет… не думаю. Меня можно убедить в чем угодно. Если аргументы хороши.

– Если вы не солдатик, тогда зачем же вы кинулись меня спасать?

Кратов помолчал.

– Конечно, это было неосмотрительно, – промолвил он наконец. – С позиций здравого смысла… Но у кого в тот момент оставалась хоть крупица здравого смысла? Я три месяца готовился к этой работе. Я выучил все их своды законов наизусть. Я выучил даже их язык, хотя сам еще недавно не мог поверить, что справлюсь. Я надеялся, что они нас обменяют.

– Обменяют? – нахмурилась Озма.

– Ну да: вас оставят, а меня заберут. Глупо… В их глазах мы – настолько неравноценные трофеи, что им ничего не стоило просто расстрелять меня вместе с охранниками.

– Кто может оценивать человеческие жизни?

– Они – могут.

– Разве они равны господу нашему? – грустно спросила Озма.

– Мы для них враги, – напомнил Кратов.

– Да, я помню. Вы говорили, что они хотят с нами воевать. Странно. Странно и дико. Воевать… белларе… – Она словно пробовала это слово на вкус. – Наверное, я должна испытывать к ним неприязнь?

– Некоторые так и делают. Что же до эхайнов, то у них ненависть к людям почитается за благо.

– Но я не могу, – сказала Озма просто. – Даже после того, что случилось. Наверное, я не умею ненавидеть. – Она поглядела на волны, подбегавшие к самым носкам ее простых туфелек. – Мне даже не так плохо, как было вначале. Я боялась. Теперь уже не боюсь. Меня никто не пытался здесь напугать. Если бы мне было плохо, я не хотела бы петь. Но я стою здесь, смотрю на океан, слушаю его музыку, и мне хочется ему подпевать. – Ее лицо приобрело отрешенное выражение, как на старинной фреске. – Вот послушайте… у волн есть свой ритм… ш-ш-ш… ш-ш-ш… на него прекрасно ложится один старый кармен… напев, который давно не дает мне покоя.

Прикрыв глаза и поднеся руку ко лбу (удивительное дело: у нее этот картинный и довольно-таки ненатуральный жест вышел бесхитростно и славно), Озма пропела несколько фраз на староанглийском языке, прервав пение, виновато.

– Я делаю неправильно? – спросила она. – Дамнабиле… недостойно? Мне не нужно здесь петь?

– Послушайте, Озма, – сказал Кратов. – Никто не вправе диктовать вам, что ненавидеть, а что любить. И уж в самую последнюю очередь нужно спрашивать совета у меня… Война – это дело для оловянных солдатиков. А голос должен петь.

– Тогда я спою еще чуть-чуть, – сказала она.

Отвернувшись от него, обратив лицо к китовьему брюху светила, Озма неуверенно промурлыкала пару нот. Выпростала руку из балахона и продирижировала самой себе. Снова поднесла ко лбу. «Ага, вот…» Теперь ее голос зазвучал уверенно и сильно, словно музыкальный инструмент, который вдруг научился выговаривать слова. Волны с размеренным шорохом задавали темп… Озма замолчала, прислушиваясь к мелодии, что была теперь слышна ей одной. А затем запела вновь, голос ее понизился, в него добавились грубоватые, почти мужские краски. Шум прибоя не то утих, не то растворился в этой фантастической распевке целиком и без остатка…

Кратов смотрел на нее с удивлением.

Только что это была измотанная переживаниями, усталая женщина, далеко не красавица, неважно умытая, с расплывшимся макияжем и нечесанными волосами, в нелепых и довольно-таки грязных одеждах. Теперь перед ним была Озма прежняя. Озма, которую он видел на сцене тритойского Концерт-холла. Озма, которую боготворила вся человеческая Галактика – и, по достоверным сведениям, некоторая часть нечеловеческой, включая хладнокровных иовуаарп и насмешливых виавов, и даже вовсе негуманоидной.

Принцесса Озма из страны Оз.

Эхайны уже не возвышались в отдалении глянцевитыми болванами. Они, все четверо, расслабленно сидели на песке, подобрав под себя ноги, умостив руки на коленях и склоня головы. От них исходила упругая волна ярких эмоций. Не требовалось больших усилий, чтобы прочесть и разобрать их по составляющим.

Слезы умиления, которым не уготовлено было увлажнить ничьих глаз.

И бесконечное обожание.

8

Супер-женщина и супер-директор Авлур Этхоэш Эограпп свое обязательство выполнила. Когда они вернулись с прогулки, в простенке между окон уже был установлен прибор, в котором не без труда можно было распознать обещанный терминал для связи с информаторием. «Ой, какая прелесть!» – прочирикала